Час августейшего мщения пробил 14 апреля 1730 года.
А. Г. и В. Л. Долгоруковых с домочадцами отправили на житье в дальние деревни. Причем к дипломату прикомандировали «крепкий караул». Если первого упекли в ссылку за недосмотр за Петром II и намерение обвенчать с императором Е. А. Долгорукову, то преступление второго не конкретизировалось: «за многие его нам самой и государству нашему бессовестные противные поступки».
С. М. Соловьев назвал вину В. Л. Долгорукова «таинственной». Немудрено. Между тем 12 июня 1730 года кару ужесточили. Алексея Григорьевича с детьми спровадили в Березов, Василия Лукича – на Соловки.
Спустя полтора года ни с того ни с сего в Шлиссельбургской крепости очутился В. В. Долгоруков. Уважаемый историк Сергей Михайлович Соловьев, цитируя манифест, изданный по сему поводу, опять не смог обойтись без слова «таинственные»>{74}. Что ж, историк вправе недоумевать и часто пользоваться вышеупомянутым прилагательным. Ведь он не знал о ключевой роли фельдмаршала в событиях 19 января 1730 года. Зато Анна Иоанновна была прекрасно осведомлена о том (или от А. И. Остермана, или от Г. И. Головкина) и мишени выбирала правильно. Не случайно на Д. М. Голицына удавку набросили лишь в конце 1736 года. Человека, вставшего на дороге у опасного соперника, милостиво поощрили шестью годами спокойствия, после чего безжалостно добили, упрятав в Шлиссельбургскую тюрьму (В. В. Долгорукова к тому времени перевели в Ивангород). Все-таки князь тоже хотел править Россией…
Императрица не желала смерти Дмитрию Михайловичу Голицыну, но тот, не выдержав унижений и мытарств, скончался в апреле 1737 года. Третьим из мятежной пятерки. Первым в декабре 1730 года ушел в мир иной фельдмаршал М. М. Голицын. Вторым в 1734 году – А. Г. Долгоруков. Уйти четвертым выпало В. Л. Долгорукову. Эта кончина стала единственной, к которой царица непосредственно приложила руку. 8 ноября 1739 года почти семидесятилетний князь с Иваном Григорьевичем, Сергеем Григорьевичем и Иваном Алексеевичем Долгоруковыми взошел на эшафот. Официально узников обезглавили за сочинение поддельного завещания Петра И, провозглашавшего императрицей Екатерину Долгорукову. Но фактически не за это. Анна Иоанновна не утерпела и объяснила заклятому врагу, какова главная причина жестокой казни. 6 ноября 1739 года А. И. Ушаков лично приехал в Новгород, где томились Долгоруковы, и от имени государыни посоветовал объявить «самую истинну: По кончине государя императора Петра Втораго таковое злое умышление, чтоб в российской империи самодержавию не быть, а быть бы републике от кого из них сперва началось и в каком намерении такое злоумышленное намерение и совет они имели… и чрез то, какую себе ползу получить думали?»
Долгоруковы честно на вопрос не ответили. Василий Лукич свалил «грех» на покойных князя Дмитрия Голицына и графа Павла Ягужинского. Сергей Григорьевич приплел к делу покойных Ивана Дмитриева-Мамонова и Льва Измайлова. Ивану Григорьевичу и Ивану Алексеевичу сказать было нечего>{75}. Первый враг императрицы не дожил чуть менее двенадцати месяцев до спасительного октября 1740 года и около двух лет до освобождения, реабилитации и возвращения ко Двору. Повезло только Василию Владимировичу Долгорукову, при Елизавете Петровне вновь занявшему президентское кресло в Военной коллегии. Дочь Петра Великого осыпала многими милостями вызволенных из ссылки Долгоруковых, отблагодарив несчастный род за преподанный ей в январе 1730 года важный политический урок. Поняв на трагическом примере двух аристократических фамилий значение общественного мнения, она решила, прежде чем «штурмовать» Зимний дворец, позаботиться о том, чтобы обеспечить себя всенародной поддержкой, и, лишь заручившись таковой к концу аннинского царствования, в ноябре 1741 года с необычайной легкостью взяла власть в стране.
* * *
Полтора месяца, с 19 января по 25 февраля 1730 года, Россия управлялась не монархом, а коллегией, возглавляемой неформальным лидером – Дмитрием Михайловичем Голицыным. Де-факто империя в этот короткий промежуток времени являлась республикой, и, если бы не амбиции авторитарного князя, то республиканский государственный строй мог укрепиться и просуществовать достаточно долго. Русское дворянство зимой 1730 года оказалось вполне готовым к подобному историческому повороту, что в свою очередь свидетельствовало о сильном разочаровании благородного сословия в институте наследственной монархии. Причина недовольства понятна – петровские реформы, вконец измотавшие огромную страну. Их инициатор, будучи главой династии Романовых, откровенно злоупотребил верой общества в доброго царя-батюшку и ценой едва ли не полной ее утраты провел грандиозные преобразования в жизнь.
