– Вы считаете, что это неплохая мысль, Изабель?
– Не говорите со мной так, будто я ребенок. Я не пьяна и могу еще держать рюмку в руках. – На ее губах появилась веселая улыбка. – Единственная проблема в том, что немного сумасшедшая. Но не в данный момент. Я на минутку расстроилась, но вы такой спокойный и приятный. Такой любезный, сердечный, доброжелательный. – Она издевалась над собой.
– Все, – сказал я.
– Все, – согласилась она. – Но вы ведь не будете смеяться надо мной? Иногда я просто сатанею – с ума схожу от злости, ну, когда задевают мое чувство собственного достоинства. Не знаю, порой мною овладевает такое нервное возбуждение, что себя не помню. Но сейчас я еще не в трансконтинентальном полете, – добавила она с кривой усмешкой. – Полет в безумное, мрачное, потустороннее ничто.
– Тем лучше для вас.
Она важно кивнула, как бы поздравляя саму себя.
– Хотя это вовсе не похоже на полет или на что-то вроде ухода и возвращения. Восприятие предметов меняется, вот и все, и я перестаю чувствовать границу между собой и кем-то другим. Когда умер отец и я увидела его в гробу, со мной случился первый припадок. Мне казалось, что я лежу в гробу, я ощущала себя мертвой, мое тело заледенело, в моих жилах был бальзамирующий состав, и я чуяла его запах. В одно и то же время я лежала в гробу и сидела на скамье православной церкви, оплакивая свою собственную смерть. А когда они закопали его, земля – я явственно слышала, как она падает на крышку моего гроба, – душила меня, и я сама была этой землей.
Она схватила меня за руку и держалась за нее, вся дрожа.
– Не давайте говорить мне так много. Это причиняет мне вред. Сейчас я почти ушла, как тогда.
– Куда же вы ушли?
– В мою раздевалку. – Она жестом показала на одну из раздвигающихся дверей. – Какую-то долю секунды я была там, наблюдая за нами через дверь и слушая свои собственные слова. Пожалуйста, налейте мне виски. Оно пойдет мне на пользу, честное слово. Шотландское виски со льдом.
Я обошел бар, достал лед из небольшого бежевого холодильника, открыл бутылку «Джонни Уокера» и смешал в двух бокалах довольно крепкий напиток. Я чувствовал себя более спокойно по другую сторону бара. Эта женщина волновала меня – так, как волновал бы голодный ребенок, раненая птица или больная кошка. Казалось, она с трудом балансирует на грани психического срыва. И очевидно, она сама об этом знала. Я боялся сказать что-нибудь такое, что столкнуло бы ее за грань.
Она взяла бокал. Рука у нее дрожала, и кубики льда в коричневом разбавленном напитке тихонько позвякивали. Словно пытаясь продемонстрировать свое самообладание, она едва пригубила виски. Я отхлебнул из своего бокала и облокотился на крышку бара в позе опытного бармена, внимательно выслушивающего заказ.
– Так что же произошло, Изабель?
– Что произошло? Вы имеете в виду Карла Стерна?
– Да. Он вел себя ужасно грубо.
– Да, он ударил меня, – сказала она без всякой жалости к себе. Глоток виски мгновенно изменил ее настроение, как капля кислоты изменила бы цвет голубой лакмусовой бумажки. – Интересный факт с точки зрения медицины. У меня очень быстро выступают синяки. – Она внимательно рассматривала свои руки. – Держу пари, что все тело у меня сплошь покрыто такими же отметинами.
– Почему Стерн сделал это?
– Люди такого склада, как он, по своей натуре садисты, во всяком случае большинство из них.
– А вы многих знаете?
– Достаточно, чтобы судить об этом. Очевидно, я притягиваю их как магнит. Не знаю почему. А может быть, и знаю. Женщины, похожие на меня, не требовательны. Я вообще ничего никогда не требую.
– Ланс Леонард – один из них?
– Полагаю, что да. Я почти не знаю – почти не знала эту маленькую рыбешку.
– Когда-то он служил здесь спасателем.
– Я не имею ничего общего со спасателями, – проговорила она довольно резко. – В чем дело, Арчер? Я думала, мы станем друзьями, повеселимся вместе. Я никогда не развлекаюсь.
– Неужели никогда?
Ей это вовсе не казалось смешным.
– Меня запирают на замок и наказывают, а это несправедливо, – заявила она. – Однажды в жизни я действительно совершила нечто ужасное, и теперь меня винят во всем, что случается плохого. Стерн – мерзкий лжец. Я не прикасалась к его любовнику, я даже не знала, что он мертв. Зачем мне, было стрелять в него? На мне и так достаточно грехов, вполне достаточно.
