Все, чего я смогла добиться от всхлипывающей дочки, – это то, что Люк сделал что-то плохое, чтобы она заплакала. Я предоставила утешать малышку тете Батти и пошла за Люком.
Нигде не найдя его, я подошла к амбару. Я услышала, как Гейб что-то бормочет лошадям, подкладывая им корм, затем увидела рыжие волосы Люка и заметила, как сын скрылся за стогом сена.
Он все еще всхлипывал. Тут Гейб поспешил посмотреть, кто же зашел в амбар.
– Эй, дружок, что случилось? – спросил Гейб. – Нет-нет, подожди минутку, Люк. Не убегай. Иди сюда. Мы ведь друзья, правда? Расскажи, что произошло?
Люк не отвечал и продолжал шмыгать носом, словно все еще плакал.
Они не заметили меня: я стояла за дверью, прислушиваясь.
– Сегодня что-то стряслось в школе, правда? – сказал Гейб. Он не спрашивал, а скорее утверждал. – Думаю, я догадываюсь, что случилось, – поизнес он. – Дай мне три попытки, хорошо? Если я угадаю твой секрет, то расскажу тебе свой. Договорились?
Я не услышала ответа сына, но, судя по тому, что Гейб продолжал говорить, он наверняка получил молчаливое согласие.
– Хорошо, дай подумать. Возможно, какие-то оболтусы в школе дразнили тебя из-за того, что ты не можешь изменить. Например, за то, что у тебя рыжие волосы или нет отца. Их поддразнивание разозлило тебя, расстроило и смутило, и, прежде чем ты смог понять, что происходит, ты пришел домой и выплеснул на всех свои эмоции. Я прав?
– Как вы догадались? – восхищенно спросил Люк.
– Это мой маленький секрет. Обещаешь никому не рассказывать? – Гейб заговорил тише, и мне пришлось прислушиваться. – Когда я учился в школе, другие дети все время насмехались надо мной, потому что мне было трудно разговаривать. У меня просто не получалось выговаривать слова правильно. Я прекрасно знал, что хочу сказать, но язык не произносил этого, будто на нем висел огромный замок.
– И вы за-заикались, как и я?
– Все время.
– Правда, мистер Арфи?
– Клянусь! Чтоб мне провалиться! Но я заикался гораздо сильнее, чем ты. Я даже не мог закончить предложение. Теперь, когда я вырос, я знаю, почему это происходило.
Гейб надолго замолчал, и я не была уверена, что он доскажет Люку свою историю. Когда мужчина наконец заговорил, его голос звучал по-другому, тише и одновременно сильнее.
– Когда я был ребенком, я боялся отца. Он очень громко разговаривал, когда был зол, он кричал так, что дрожали стены, а зол он был постоянно и в основном на меня. Он возлагал на меня очень большие надежды, потому что я был первенцем, но я не мог ничего сделать так, чтобы ему понравилось. Иногда у меня внутри все сплеталось в такой тугой узел, что я боялся заболеть, и, когда он меня о чем-то спрашивал, узел сковывал и мой язык; я совершенно не мог говорить. Чем больше отец кричал и сердился на меня, тем х-хуже мне становилось.
Я услышала в голосе Гейба такие сильные эмоции, особенно когда он запнулся, что сразу поняла – он не выдумывает.
– Об-бещаете никому не рассказывать то, что я скажу? – тихонько спросил мальчик.
– Обещаю.
– Я б-боялся своего д-деда.
Услышав слова сына, я почувствовала, как мои глаза наполнились слезами. Я вспомнила, как после смерти Сэма Люк стал повсюду следовать за дедушкой Уайаттом, нуждаясь в любви и внимании, которые давал ему отец, но старик был не способен на проявление привязанности. Вместо этого Фрэнк демонстрировал гнев. Он был жадным и злым, и все его чувства подчинялись этим двум эмоциям. Поэтому если один из мальчиков тревожил или пугал Фрэнка, тот в ответ сердился. Даже если Фрэнк когда-либо любил своих детей или внуков, он не знал, как им об этом сказать.
– А еще знаете что? – спросил Люк.
Мальчик почти шептал. Я замерла, чтобы не сломать веточку и не скрипнуть половицей.
– Я был с де-дедушкой, когда он уп-пал.
Я вздохнула, даже не заметив, что задержала дыхание и мои легкие пылают.
Гейб мягко переспросил:
– Ты имеешь в виду тот день, когда он умер?
– Ага. Дедушка упал и… посмотрел на меня. Он попросил помочь, но я уб-бежал.
– Потому что испугался, Люк?
– Нет, потому что я з-злился. Дедушка не помог папе, когда он заболел, а я не п-помог дедушке.
