– Да, я записался в армию, потому что мне было стыдно за то, как я поступил с политическим оппонентом отца. Там я познакомился с Мэтью Уайаттом; мы с ним спали на одной двухъярусной кровати. Нас все время путали, потому что мы были одного возраста и роста, с одинаково темными глазами и волосами и обоих звали Мэтью. Даже наши фамилии – Уайатт и Уиллис – звучали похоже. Конечно, твой деверь был куда сильнее и мускулистее, чем я. Я ведь был городским мальчиком, а он вырос на ферме. И еще у него не было фаланги на указательном пальце. – Гейб продолжал рассказ, почесывая собаку за ушами. – Мы проводили столько времени вместе, и оказалось, что у нас много общего, не только имена.
Возможно, наши отцы жили в разных местах и у них были разные профессии, но во многом они были очень похожи. Мы с Мэтью записались в армию именно для того, чтобы сбежать из отчего дома и узнать, кто мы на самом деле. Мы провели вместе два года. Плыли во Францию на одном корабле, затем тренировались в одном лагере, воевали в одном батальоне. Война изменила нас. Думаю, после таких событий никто не может остаться самим собой. Мэтью понял, как сильно скучает по дому. Он увидел мир, и мир ему не нравился. Все, чего хотел Мэтью, – вернуться домой и снова жить на ферме. Когда мы маршировали, он часто останавливался посмотреть на коров и лошадей, и ему было не важно, что после он получит строгий выговор. Я был рад, что он понял, чем хочет заняться после войны. Но для себя я этого еще не выяснил. Однажды Мэтью признался мне, что он незаконнорожденный и отец лишил его наследства, узнав об этом. Мэтью понимал, что Сады Уайатта никогда не будут принадлежать ему. Я был с ним, когда он получил письмо от тети Батти, сообщавшее о смерти матери. Я был с Мэтью в Париже, когда он написал ответ. С тех пор мой друг изменился. Он все повторял, что у него нет причин для того, чтобы возвращаться в Дир Спрингс, нет ни родителей, ни дома. Мысль о смерти матери очень его угнетала. Но в то время бои были в разгаре и все были подавлены.
Мы не знали, будет ли наша жизнь счастливой или в ней так и останутся лишь ужас, убийства и смерть. Я размышлял о своем будущем так же безрадостно, как и Мэтью.
Я хотел стать писателем, но думал, что не заслуживаю этого, после того как уничтожил отцовского противника. Я, так же как и Мэтью, не мог вернуться домой.
Я знал, какое влияние имеет на меня отец, и прекрасно понимал, что если окажусь возле Олбани, то больше никогда не смогу жить так, как хочу.
Мы с Мэтью часто обсуждали наше будущее, но затем решили, что это не имеет смысла, ведь мы, скорее всего, погибнем во Франции. Если нас не достанет пуля, то наверняка сразит одна из болезней, которыми кишели траншеи.
Гейб на мгновение остановился.
– Но мы выжили во многих главных битвах: при Сен-Кантене, Белло Вуде и во время Сен-Миельской операции. Слишком много наших знакомых погибло в тех боях, наших друзей, с которыми мы вместе тренировались.
Во время Сен-Миельской операции в наш бункер угодила бомба. Нас было шестеро, четверо погибли мгновенно. Едва посмотрев на них, я сразу понял, что они мертвы. Мне в грудь попала шрапнель, это от нее остался шрам, а следующий заряд шрапнели угодил в живот. На ногу свалился мешок с песком и сломал кость.
Мэтью тоже ранило, однако он видел, что я еще жив, но не могу идти, и решил отнести меня в палатку к санитарам. Над нашей головой свистели пули, взрывались артиллерийские снаряды, но он нес меня на спине примерно с километр, подальше от передовой. Все называли меня Уиллис, но в тот день Мэтью приговаривал: «Уилли, держись!» и «Ты не умрешь, Уилли, я не позволю тебе умереть!» Думаю, если бы не он, я бы наверняка погиб.
На полпути до палатки санитаров Мэтью сделал нечто странное. Он остановился, положил меня на землю, и я увидел, как он что-то ищет за пазухой. Затем мой друг расстегнул мою рубашку, и я почувствовал его пальцы возле раны на груди. Я не знал, что он делает. Я вскрикнул и попросил его не касаться раны. Мне было так больно, что я начал терять сознание. Я почувствовал, как Мэтью что-то надел мне на шею, и смутно помню его слова о том, что теперь я смогу начать все сначала. «Никому нет до меня дела, Уилли. Моя мать умерла, а остальным все равно».
