Мама встала и взяла меня за руку.
– Элиза Роуз Жерар, пришло время тебе познакомиться с отцом!
Мы прошли мимо пустой цирковой арены, и, когда вышли наружу, я очень удивилась, обнаружив, что вокруг пусто. Тенты, киоск со сладкой ватой, павильоны с животными, даже билетные кассы – все исчезло! Пропало волшебство, осталось лишь пустое поле.
Мы с мамой обошли шатер и направились к маленькой палатке, возле которой разговаривали и смеялись артисты, переодеваясь из концертной одежды в повседневную.
Затем мама указала на мужчину, который был моим отцом. Его рыжие волосы торчали во все стороны, круглый нос был красного цвета. На мужчине были мешковатые клетчатые брюки, подтяжки в горошек и туфли километровой длины. Он был клоуном. Глупым шутом из «Цирка братьев Беннеттов».
Папочка сидел на маленьком стульчике перед зеркалом, тихо разговаривал с другим мужчиной и стирал с лица грим и чересчур широкую улыбку. Он остановился, точнее даже застыл, когда поднял глаза и увидел маму.
– Привет, Анри, – сказала она.
Мама была единственным человеком, который произносил имя папочки на французский манер. Остальные называли его Генри.
– Иветт? – В его голосе прозвучало удивление, словно он не был уверен в том, что это действительно она.
Я вспомнила, как выглядела мама, когда ее называли Поющим Ангелом, до того как она заболела и ей стали необходимы лекарства в бутылках. Неудивительно, что папочка не узнал ее, ведь она так исхудала!
Мама взбила волосы, видимо, желая, чтобы они снова стали красивыми, как на той фотографии, что она мне показывала.
– Ты что, не узнаешь собственную жену, Анри? – спросила она, усмехнувшись. – И свою дочурку?
Папочка посмотрел на другого мужчину, потом на маму и отвернулся. Его щеки запылали так же, как и волосы. Мужчина молниеносно стянул свой костюм, спрятал его в сундук и исчез, как по мановению волшебной палочки.
Папочка завозился, снимая нос и парик, затем вытер остатки грима полотенцем и наконец взглянул на меня.
Он попытался улыбнуться.
– Г-м-м, она выросла, с тех пор как я видел ее последний раз.
– Естественно. Тебя не было два года, Анри! В следующий день рождения девочке исполнится пять лет, правда, Сахарок?
Я не ответила. Я стояла, уставившись на незнакомца, который был моим отцом. Теперь, когда он снял грим, я подумала, что он, наверное, самый красивый мужчина из всех, кого я видела. Как сильно он отличался от тех, кто приходил в нашу комнату к маме и приносил ей лекарство! У отца были блестящие темные волосы, зачесанные назад, очень широкие плечи, прямой и мускулистый торс. Он так и не встал, с тех пор как мы пришли.
– Что тебе нужно, Иветт? Разве ты не получала денег, которые я присылал? – спросил папочка.
По какой-то неведомой причине он выглядел испуганным.
– Здесь есть где поговорить, Анри? Я хотела бы выкурить сигарету.
Папочка встал, скинул шутовской костюм и смешные туфли и сложил все в сундук. Под костюмом были обычная нижняя рубашка и брюки. Так и не сказав ни слова, папочка взял пиджак, туфли и повел нас по примятой траве к железнодорожным вагончикам, стоявшим на рельсах у края поля. Была уже ночь, и мне пришло время ложиться спать.
Я плохо помню, что было дальше: я так устала от волнения, что свернулась калачиком на неубранной кровати и заснула, пока родители курили и пили лекарство из бутылки.
Когда я проснулась в крошечном помещении, было темно. Я не знала, где нахожусь. В страхе я закричала. Из темноты появилась мама, обняла меня и прошептала:
– Ты знаешь, что я люблю тебя больше всех на свете, правда, Сахарок?
Я кивнула и прижалась головой к ее голому плечу. Мама укутала меня одеялом и уложила на скамейку возле откидного столика, где раньше сидели они с папочкой.
– Засыпай, Сахарок.
Когда она меня поцеловала, от ее дыхания пахнуло лекарством. Я снова заснула.
Затем я проснулась от протяжного гудка поезда. Я села и окинула взглядом залитое лунным светом помещение. Вместо знакомых очертаний нашей с мамой комнаты я увидела темный, обитый деревом вагон. На столе стояла переполненная пепельница, пустая бутылка из-под маминого лекарства и два стакана, покрытых отпечатками пальцев.
