Рынок уже закрывался, когда один из покупателей наконец согласился на цену Гейба. С чувством невероятного облегчения мы покатили телегу к его складу и выгрузили все ящики.
Я чувствовала себя как выжатый лимон, а ведь это был лишь первый день продажи и первый сбор, а впереди – сезон и огромный урожай.
– Не уверена, что мои нервы выдержат все это, – сказала я Гейбу, когда мы ехали домой. – Я не умею блефовать.
Он засмеялся.
– Привыкнете. Секрет в том, чтобы не показывать, как сильно вы хотите продать свой товар. Вы должны делать вид, будто вам все равно.
– Ну что ж, вы действительно хороший актер. – Я не сводила глаз с дороги, боясь посмотреть на Гейба и чувствуя на себе его взгляд. – Во время этого представления вы напоминали скорее бродягу-коробейника, чем писателя.
– Иногда журналисту нужно быть немного актером, особенно если он работает внештатно, как я. Редакторы очень похожи на покупателей фруктов: зачем платить больше за то, что можно получить за более низкую цену?
Гейб пошевелился на сиденье, и я почувствовала, как он коснулся меня.
– Ну что ж, вы выторговали отличную цену, и я вам благодарна. И хочу, чтобы вы взяли часть этих денег в качестве зарплаты.
– Нет, не нужно. Я все еще не выплатил вам долг за спасение моей жизни.
Я глянула на него и быстро отвернулась.
– Тот долг давно оплачен.
– Я так не думаю. Я все еще ваш должник.
Его упрямство раздражало меня.
– Послушайте, это неправильно: работать так тяжело и при этом бесплатно.
– Не могу сказать, что работаю бесплатно. – Голос Гейба также звучал раздраженно. – Не забывайте, вы не только спасли мне жизнь, но и дали крышу над головой и еду, а это гораздо больше, чем сейчас имеют многие.
– Будьте благоразумны…
– Я весьма благоразумен! Это вы не благоразумны! Вы… – Гейб запнулся, покачал головой и тихо засмеялся.
– Что тут смешного? – спросила я.
– Когда речь заходит об ослином упрямстве, как вы это однажды назвали, мы с вами друг другу не уступаем.
Он так мягко произнес слова «мы с вами», как будто они были священны.
По звуку его голоса я поняла, что Гейб повернулся и смотрит на меня, но не поднимала головы и не сводила глаз с лошадей.
Мы сидели рядом на телеге опасно близко друг к другу, и я знала, что если еще раз загляну в глаза этого мужчины, то опять захочу его поцеловать и пропаду. На этот раз Жмурка не подоспеет, чтобы спасти меня. Как я могла так сильно любить кого-то и одновременно так бояться?
– Почему вы меня боитесь? – внезапно спросил Гейб. Он прочел мои мысли, и это напугало меня еще сильнее. – Вас когда-то сильно обидели, Элиза?
Я поняла, что попалась, оставшись наедине с ним, хотя усиленно избегала этого все лето. Мне не хотелось раскрывать свою душу, но и пути к отступлению были отрезаны. До дома еще оставалась пара километров.
Я натянула вожжи, заставляя лошадей перейти на бег.
– Нет, – наконец ответила я. – Я уже объясняла вам почему… Потому что ничего не знаю о вас.
– Да, верно. Но и я о вас ничего не знаю. – В голосе Гейба прозвучал металл, которого я прежде не замечала. Мое сердце забилось чаще от страха. – Ну что, Элиза, расскажем друг другу обо всем? Что вы хотите знать? Где я провел свое детство? В Олбани, штат Нью-Йорк. А теперь ваша очередь!
Я боялась отвечать, но промолчать тоже боялась.
– Нигде конкретно, – наконец выдавила я из себя, тяжело сглотнув. – Я путешествовала по всей стране с папочкой… из-за его работы.
– Хорошо, это объясняет, почему вы не умеете играть в бейсбол. – Голос Гейба был ледяным.
Я едва сдерживала слезы.
– И чем занимался ваш отец? – продолжал Гейб. – Мой был адвокатом, и весьма известным.
– Зачем вы это делаете? – простонала я, едва не плача.
– Потому что вы мне небезразличны, Элиза. Думаю, и я вам тоже. И я хочу знать, почему вы отталкиваете меня. Вы говорите, что ничего обо мне не знаете. Ну вот, теперь знаете! Мы работаем рука об руку вот уже шесть месяцев, вы каждый день говорите со мной и видите мое отношение к вам и детям. Что еще вам нужно?
– Гейб Арфи – ваше настоящее имя? – выпалила я.
Вопрос застал его врасплох. Он раздумывал слишком долго.
– Да.
