В битком набитом вагоне какой-то джентльмен галантно уступил девице место. Она плюхнулась на сиденье и тут же принялась сосредоточенно набирать эсэмэски на смартфоне. Я имел достаточно времени, чтобы приглядеться к ней. В общем-то, выглядела она лет на тридцать пять – бальзаковский возраст, изюминка для ценителей, – просто фигурка и манера общаться соответствовали двадцатилетней девушке.
С облегчением выбравшись на поверхность, мы расстались с девицей возле «длинного дома». На прощание она протянула мне руку и сказала:
– Спасибо! Без вас я бы не добралась так быстро, все с машиной ковырялась бы.
И стрельнула глазами в сторону Липатова, безошибочным чутьем определив в нем неженатого. Тот уловил заинтересованность во взгляде, приосанился и спросил:
– Как вас звать, милая незнакомка?
– Марина, – с готовностью ответила наша спутница.
Я с нетерпением дождался окончания взаимного представления и буквально поволок Липатова в сторону 2-й Рощинской улицы. Слова прощания и пожелания удачи, адресованные Марине, Липатов был вынужден договаривать на ходу, рискованно вывернув шею.
* * *
Дом на 2-й Рощинской улице был обычной старой пятиэтажкой в ряду таких же безликих сооружений. Борьба с «украшательством» наложила свой отпечаток на унылый облик сооружения, но аскетический практицизм «хрущоб» его миновал.
Липатов набрал номер квартиры Блинова на домофоне. Меня вдруг пробил холодный пот: а не случилось ли с ним чего? Не хватало еще одной внезапной смерти!
Но мои опасения, к счастью, не оправдались: Блинов спросил «кто там» и, получив ответ Липатова, открыл дверь.
Блинов полностью соответствовал своей фамилии: невысокий, плотного телосложения, с круглым добродушным лицом и лоснящейся лысиной, словно смазанной маслом. На вид ему было около тридцати.
Он пригласил нас на кухню, налил в чашки кофе и сказал, взглянув на часы:
– У меня примерно час времени. Я так понял, что вас интересует расшифровка рукописной страницы, которую я делал по просьбе своего руководителя?
– Да, именно так, – подтвердил я, опередив Липатова. – Если у вас она не сохранилась, то мы привезли снимок страницы.
– Разумеется, не сохранилась, – ответил Блинов. – Давайте копию.
– Нужен картридер или интерфейсный кабель, поскольку снимок у меня на телефоне.
– Ну, вы даете! – крякнул Блинов. – Нет у меня картридера. А телефон какой?
– Сонерик! В смысле, «Сони Эриксон».
– А у меня «Эйч-Ти-Си»! – развел руками Блинов. – Н-да, выходит, что не срослось.
Я в растерянности взглянул на Липатова. Тот ответил мне таким же беспомощным взглядом.
– Да не переживайте так! – рассмеялся Блинов. – Я же прекрасно помню шифр, которым была зашифрована рукописная страница. Кстати, я не стал ее расшифровывать до конца: я расшифровал всего один абзац и, когда понял, что нашел верный ключ, просто передал его вашему дяде. Так что полную расшифровку делал он сам.
– И вы можете передать нам ключ? – спросил оживившийся Липатов.
– Да, разумеется! Дело в том, что текст относился к четырнадцатому веку, а тогда мало кто пользовался шифрами: лишь некоторые политики, чернокнижники, алхимики. Да и они использовали очень простые шифры, поскольку криптография в те времена была на нуле. Скажем, Леонардо да Винчи писал «отраженным текстом», который можно было легко прочитать при помощи зеркала. Вроде просто, но вполне защищало от случайного любопытного взгляда. А Юлий Цезарь писал, меняя буквы в тексте в определенном порядке, например заменой буквы на следующую или через следующую в алфавите. То есть вместо A писал B, вместо В писал С и так далее. Тут при должной сноровке даже ключ не нужен, можно писать и читать прямо с листа, без отдельной расшифровки. Еще со второго века до Рождества Христова также использовался шифр Полибия. Буквы алфавита выписывались построчно в виде квадрата и каждая буква записывалась в виде условного обозначения столбца и строки. Текст получался в два раза длиннее, зато по тем временам практически не поддавался расшифровке без ключа. До сих пор используются разные вариации шифра Полибия, усложняемые не простой нумерацией, а ключевым словом в заголовке таблицы. И буквы заменяются по группам с равной частотой повторяемости, чтобы предельно усложнить расшифровку.
