Тайна замка Чимниз - страница 98

– Что ж, сэр, хочу, не скрою, хотя и не знаю, как вы догадались. Впрочем, я с самого начала считал вас на редкость сообразительным джентльменом… Правильно ли я понял, что та леди, которая умерла сегодня, была покойная королева Варага?

– Совершенно верно, Баттл. Надеюсь, это удастся замять. Вы ведь понимаете, что семейные скелеты в шкафу – мое уязвимое место.

– Уж в этом положитесь на мистера Ломакса, сэр. Ни одна живая душа не узнает. То есть, конечно, знать будут многие, но в прессу ничего не проникнет.

– Так вы об этом хотели меня спросить?

– Нет, сэр, это только так, кстати. Мне было бы любопытно узнать – надеюсь, вы не обидитесь, – что именно побудило вас отказаться от своего имени?

– Нет, не обижусь. Дело вот в чем. Я убивал себя из самых чистых побуждений, Баттл. Моя мать была англичанкой, я воспитывался в Англии, и эта страна интересовала меня куда больше, чем Герцословакия. Вот почему я чувствовал себя полным идиотом, таскаясь по белу свету с этим опереточным титулом вместо имени. Понимаете, в молодости я придерживался самых демократических взглядов. Верил в чистоту идеалов, в равенство всех людей… И в особенности не доверял всяким там принцам и королям.

– А как же теперь? – осведомился Баттл ехидно.

– О, с тех пор я немало повидал мир. И убедился, что никаким равенством в нем и не пахнет. Однако, имейте в виду, в демократию я верю по-прежнему. Правда, ее приходится насаждать силой, даже запихивать людям в глотки, когда надо. Люди не хотят быть друг другу братьями; может, когда-нибудь и захотят, но не сейчас. Моя вера во всемирное братство рухнула на прошлой неделе, когда, вернувшись в Лондон, я спустился в метро и увидел, как люди в вагонах стоят насмерть, лишь бы не сделать шаг в сторону и не освободить немного места входящим. Людей не превратишь в ангелов, взывая к их лучшим чувствам – по крайней мере, не в наше время; но, действуя разумной силой, можно заставить их вести себя по отношению друг к другу хотя бы прилично. Братство людей все еще остается моим идеалом – просто я не верю, что оно наступит сейчас. Лет тысяч так через десять, возможно. А пока придется потерпеть. Эволюция – процесс длительный.

– Любопытные у вас воззрения, сэр, – заметил Баттл с лукавой искоркой в глазах. – С вашего позволения, я считаю, что из вас выйдет неплохой король.

– Спасибо, Баттл, – сказал Энтони и вздохнул.

– Кажется, вас это не очень радует, сэр?

– Сам не знаю. Скорее всего, это будет забавно. И все же это как-никак регулярная работа. А я всегда ее раньше избегал.

– Однако я полагаю, сэр, что вы считаете своим долгом занять этот пост?

– Господи, конечно же, нет! Что за идея… Все дело в женщине – как всегда, Баттл. Ради нее я стал бы кем угодно, не только королем.

– Понимаю, сэр.

– Я устроил все так, что барон и Айзекштейн не взбрыкнут, даже если захотят. Одному нужен король, другому – нефть. Они получат то, что им нужно, а я получу… бог мой, Баттл, вы были когда-нибудь влюблены?

– Я весьма привязан к миссис Баттл, сэр.

– Весьма привязан к миссис… нет, это совсем не то, тогда вы просто не понимаете, о чем я!

– Прошу прощения, сэр, там за дверью вас ждет ваш человек.

– Борис? Верно, это он. Отличный парень. Слава богу, что, когда тот пистолет выстрелил во время борьбы, пуля попала в даму. Иначе он свернул бы ей шею, как куренку, а вы потом засадили бы его в тюрьму. Он чертовски предан династии Оболовичей. Странно, что когда его прежнего хозяина, принца Михаила, убили, он сразу же привязался ко мне, хотя и понятия не имел, кто я.

– Инстинкт, – отвечал Баттл. – Как у собаки.

– Тогда этот его инстинкт доставил мне немало неприятностей. Я боялся, что вы догадаетесь… Пойду посмотрю, чего он хочет.

И он вышел через стеклянную дверь. Оставшись один, суперинтендант Баттл какое-то время глядел ему вслед, пока не произнес, адресуясь, очевидно, к панелям:

– Годится.

Тем временем снаружи Борис не тратил времени на объяснения с Энтони.

– Хозяин, – сказал он и повел его за собой по террасе.

Кейд, хмурясь, пошел за ним.

Вдруг Борис встал и ткнул куда-то пальцем. Светила луна, заливая серебряным блеском каменную скамью, на которой сидели двое.