Тайна вторжения - страница 17
Нет, это один из этапов, уже обоснованного, более жестокого, чем в 1994 году, вторжения России в Чечню, обвинив последнюю в агрессии против Дагестана. Начало предвыборного театра победоносной войны на Кавказе. В таком случае фундаменталисты в Эчеда точно выполняют провокационное задание Москвы. О возможности такого варианта я Магомеду Аслудинову уже говорил, однако тот лишь посмеялся над этим. На эту же тему мне очень хотелось поговорить с амиром Багаудином, но тогда он еще был в Чечне. Этот вариант в перспективе выгоден и для республиканской власти. Уничтожение исламской оппозиции в республике руками армии, ликвидация «Исламского гнезда» в Карамахи, возможность под шумок предстоящих военных действий парализовать следственную работу по хищению бюджетных средств должностными лицами, последующие крупные денежные вливания в республику за поддержку гнусных планов Кремля, что в свою очередь обострит борьбу в правительстве за доступ к этим средствам. Я долго размышлял на окраине села, в глубокой ночной тишине. Затем мы с Шарипом пошли спать. Мясо для шашлыка в маринаде. Отдельно баранина, отдельно телятина.
Утром погрузились в «Ниву», с нами поехала еще Хадижат с дочерью Патимат, и мы двинулись в сторону леса. Мне очень хотелось спуститься пешком к речке и оттуда с детьми подняться до опушки леса. Пеший поход решили устроить отдельно. Дорога в сторону леса только для движения гужевого транспорта. Ямы, крутые спуски, чередующиеся такими же крутыми подъемами. Добрались мы до Шимини-майдана — поляны напротив села. Нашли подходящее место для привала у источника, выгрузились, дети стали собирать хворост для костра. Под старой сосной в тени у подножия холма постелили покрывало. После сбора хвороста дети стали подниматься в гору, собирать цветы, лекарственные травы. Грибов полно, но отец до сих пор не научился различать съедобные от несъедобных, потому дети собирали только рыжики. Почему-то у нас только рыжики и считаются съедобными, хотя мой папа приносил несколько видов грибов, и мы их жарили.
Мама села чуть дальше нас и глядя на природу, на село, расположенное перед нами, как на ладони, видимо, вспоминала свою молодость. Время от времени по ее щекам текли капли слез. Полуголодные, оставшиеся сиротами четверо малолетних детей вынуждены были бороться за выживание. Приходилось и дрова на своей спине тащить из этого леса, и пахать, и собирать. Здесь каждая роща, каждая поляна пролита потом и слезами матери. Очень тяжело им пришлось. Отец ее умер от фронтовых ранений в 1944 году, когда самому старшему ребенку, моей маме было всего 13 лет. Жизнь в горах сама по себе несладка, но она невыносима, когда у многодетной вдовы фронтовика государство забирает скот, имущество, обрекает на голодную смерть сирот. Так, перед 5–6 летними детьми к бабушке во двор явился председатель колхоза, схватил самую здоровую козу и сказал: