— Встречный вопрос: почему Менахем отдает один ключ зажигания и заставляет просить себя, прежде чем отдать второй?
— Давай глотнем еще кофе, деточка, это нам поможет.
— Термос пуст, Лола.
— У меня есть еще один.
— Конечно, мне следовало догадаться.
— Два ключа, две машины, Ингрид. Менахем приехал, чтобы отдать обе машины одному и тому же человеку. Просто одна из них припаркована на авеню Франклин-Рузвельт. Этот человечек, несомненно, Ной. Только он может позволить себе обнимать Менахема. Второй, конечно, верзила, описанный Себастьяном Опелем.
— Лжепожарный. Который вынес Фарида Юниса, завернутого в покрывало.
— Точно! И если Фарид Юнис, Ной Машен и лжепожарный и есть те самые налетчики, ограбившие обменный пункт на Елисейских…
— Тогда эти две машины — их орудия производства.
— Джип нужен для того, чтобы разбить витрину и очистить путь второй машине. А «Опель» — для быстрого отступления. Они действуют на рассвете, когда весь Париж еще сладко дремлет. А обменные пункты полны свеженьких евро.
— Все это говорит о том, что следующий налет будет совершен на авеню Франклин-Рузвельт, Лола!
— Прекрасное умозаключение, Ингрид. Я звоню Бартельми.
— Brilliant idea.[53]
— Где Менахем?
— Мой братишка больше не будет работать шофером, мэн.
— Что это за ерунда?
— Йоу! Фарид! Я тебя уважаю, мэн. И ты это знаешь. Но Менахем — часть меня.
— Ты трус, Ной. Вот и все.
— Мэн!
— Трус, я тебе говорю.
— Матерью клянусь! В нашей семье только у Менахема талант к учебе. Нельзя, чтобы с ним что-то случилось.
— Раньше можно было, чтобы что-то с ним случилось, а сейчас — нельзя? Объясни.
— Я не буду участвовать в самом налете, мэн.
— Вот еще новость!
— Мы кое-что не продумали.
— Что?
— Сигнализацию. Раньше ты готовился тщательнее.
— Обменный пункт в пятистах метрах от того, который мы взяли в прошлый раз, Ной. Ну какому полицейскому такое приснится?
— Я говорю о сигнализации, мэн!
— Мы разобьем витрину, как всегда. Никто не двинется с места. Потому что все знают: кто первым пошевелится, тот уже мертвец. Мы убегаем. И все кончено. Нужно только захотеть, Ной. Вопрос тут только в смелости.
Жан-Люк включил CNN и стал смотреть спортивную программу, одновременно слушая, как спорят Фарид и Ной. В первый раз Ной отказывается участвовать в налете. Это вообще первый раз, когда Ной осмеливается противоречить Фариду. В одном Ной отличался от Фарида. У Ноя было чувство семьи. Это не Ной, а Фарид чуть не задушил собственную сестру, остановившись лишь в тот момент, когда ее лицо посинело и она стала хватать ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. Это не Ной, а Фарид был склонен к насилию, к невероятному насилию. Но менять что-либо было поздно. Жан-Люк выбрал Фарида. Таким, какой он есть.
Море изменило бы его. Море изменило немало людей. И если уж оно не сможет изменить Фарида, то это не под силу никому. Но попробовать стоило. Стоило пройти через стену еще раз.
Жан-Люк вновь узнал этот страх. Он был все тот же. В этот раз он принял лекарства еще до появления симптомов. Его дрянной желудок все равно выкидывал свои фокусы, но было терпимо. Главное — сосредоточиться и, забыв прошлое, увидеть Фарида в роли «Черного ангела».
Конечно, поскольку Менахем вышел из игры, Ною придется быть сначала шофером, а потом стоять на страже. Налет придется совершать вдвоем, а это означает дополнительный риск. Но, с другой стороны, Фарид так изменился после смерти Ванессы, он настолько полон ненавистью, что легко справится и с двумя. В любом случае выбора у них не было. Ной приказал Менахему припарковать «опель» около обменного пункта на авеню Франклин-Рузвельт.
Отступать Жан-Люку было нельзя. Они с Фаридом условились: они грабят кассу, и Ной возвращается в Сен-Дени спрятать деньги, а в это время они с Фаридом направляются на Пассаж-Бради, чтобы прикончить хозяина ресторана. Жан-Люку было жаль делать это так скоро. Ему хотелось бы заглянуть в душу этого человека, прежде чем прикончить его. Уже само название его ресторана вызывало желание узнать о нем побольше. Длинное название: «Дневные и ночные красавицы». Что бы это могло значить? Что парень любит девушек, и этот ресторан — дань всем, кого он знал?
