Хадиджа Юнис стояла на коленях около своей подруги. Маленькая толстушка с блуждающим взглядом, прижавшись спиной к стене, отчаянно брыкалась и ловила ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. Казалось, она хотела пройти сквозь стену. Садовый Гном, вынув свою историческую трубку, чтобы придать себе значительности, ошеломленно смотрел на девушек.
— Говорю вам, надо позвать ее психиатра! Он живет рядом, на улице Фобур-Сен-Дени, доктор Антуан Леже. Неужели это так сложно, черт вас побери?!
— Следите за выражениями, мадемуазель.
— Но вы же видите, что у нее нервный срыв! Хотела бы я посмотреть на вас в такой ситуации.
— Полиция не позволяет себе такой роскоши, как маленькие срывы, мадемуазель. А ведь нам приходится видеть и слышать такое! Кроме того, меня интересует, почему у вашей подруги срыв и почему вы так агрессивно настроены. Вы что-то скрываете, и, поверьте мне, вы должны об этом рассказать!
«Караул!» — воскликнул про себя Жером Бартельми и решил самостоятельно порыться в домашней аптечке. Когда он вернулся в кухню, дело не сдвинулось с мертвой точки ни на йоту. Толстушка Хлоя тяжело всхлипывала, а смуглая Хадиджа пыталась дать отпор Гному, одновременно обнимая свою подругу, словно Дева Мария, ласкающая слишком пухлого Иисуса. Бартельми положил на стол упаковку «лексомила» и незаметно указал на лекарство Хадидже.
— В таком состоянии она вам ничего не скажет. И я тоже, черт возьми!
— Но мне некуда торопиться. Табаку хватит на весь день. А больше мне ничего не надо.
— Вы серьезно, или мне снится кошмар?
«Проклятие! А все из-за тебя, Лола Жост! Почему же ты ушла, дорогая начальница? Почему?»
— Бартельми!
— Патрон?
— Допросите соседей и возьмите с собой Вернье. Этому парню нужно поработать на месте.
Бартельми не стал дожидаться, пока начальник передумает. Он ухватил новичка, велел ему нацепить униформу и допросить, в соответствии с приказом комиссара, всех жителей дома. Потом он отправился на поиски Антуана Леже, психиатра, улица Фобур-Сен-Дени. В двух шагах отсюда. Несложно. Если бы не воскресенье.
По пути он представлял себе, как выглядит этот Антуан. Собирая свидетельские показания разных людей, он разработал собственную маленькую теорию имен: если люди нередко бывают похожи на своих собак, то точно же так они соответствуют своим именам. В отношении некоторых его теория подтверждалась чаще, особенно в отношении Антуанов. Чаще всего Антуаны оказывались кудрявыми блондинами с несколько наивным выражением лица, благодаря которому они выглядят молодыми даже в преклонном возрасте.
Лейтенант Бартельми быстро нашел медную табличку с нужным ему именем. Психиатр был еще и психоаналитиком.
Бартельми поднялся на второй этаж и понял, что его теория верна: у доктора были светлые волосы, а в красивом лице отчетливо просматривалось что-то детское. Интерьер квартиры, служившей, видимо, и приемной, выдержан в спокойных, нераздражающих тонах — бежевом и голубом, призванных успокаивающе действовать на пациентов. Да-да, это наверняка так.
— Чем могу быть полезен? — спросил доктор Леже красивым строгим голосом.
— Доктор, срочно требуется помощь. Одной из ваших пациенток. Хлое Гардель. У нее нервный срыв. Ей очень плохо. Ее соседка, Ванесса…
— Ванесса Ринже?
— Ее убили.
Легкое беспокойство в голубых глазах, гораздо более ярких, чем отделка комнаты. Легкое беспокойство — и больше ничего; этого врача нервным срывом явно не удивишь.
— А вы…
— Лейтенант Жером Бартельми, комиссариат десятого округа.
Психиатр покачал головой и прищурился, как будто слова офицера вызвали у него воспоминание о чем-то давно ушедшем.
— Итак, доктор, заканчивайте то, что сейчас делаете, только побыстрей, а то, неровен час, мой шеф заберет бедняжку в участок.
Он уже собрался уходить, когда увидел далматина. Прекрасное животное с большими черными глазами. На первый взгляд, пес не походил на своего хозяина. И все же. Он рассматривал посетителя, не издавая ни звука и не нервничая. А ведь он вполне мог позволить себе тявкнуть, поворчать, обнюхать подметки, покрутиться вокруг ног.
— Мы идем, — сказал Леже.
— Мы?
