Вспышки голубых лазерных лучей освещают странные живые картины. Известный журналист танцует Умирающего лебедя в пачке, наподобие фехтовальной дорожки. Венсан Дарре чувствует, что что-то происходит:
«После полуночи, через час, мы увидели, как какие-то субъекты выделывают странные трюки на игровых столах […] Я сказал себе, что пора уходить»>12.
Потом полузаинтригованные, полуозадаченные представители мира моды будут наблюдать на маленькой сцене fist-fucking [когда человеку в анальное отверстие засовывали кулак].
Кензо Такада чувствует себя не в своей тарелке: «Праздник вышел невеселым… Напитков не было, нужно было отыскать их… И потом, это было так hard [грубо]. Кожа, все черное, мне было противно. Я ушел довольно быстро»>13. Мужчины с голым торсом, другие — без брюк. Тела расслабляются под музыку, все обнимаются, щупают друг друга. Наркотики, секс, алкоголь — это преддверие наслаждения и красоты, пусть даже мрачное. В тот вечер, по мнению многих, великий организатор Жак де Башер показывает изнанку своего экстремального дендизма, представая в образе декадента, падшего ангела. Это ему нравится. Как говорит Кристиан Дюме-Львовски, «Жак в какой-то мере был очарован подонками общества»>14.
Наступает момент, когда Карл хочет ускользнуть с dance-floor, с танцпола. Как обычно, он выпил лишь несколько бокалов кока-колы. Ему нужно подняться по лестнице. Если бы он обернулся в зал, то смог бы увидеть там четыре тысячи неиствовавших за его счет тел в навязанном Жаком ритме. К этим телам, которые уже пожирает время, он лишь слегка прикасается.
Через несколько секунд кутюрье будет уже далеко от этой вакханалии. Он сохранит о ней лишь сублимированные воспоминания, предназначенные, возможно, для его ближайших коллекций. Окунув несколько сосисок в горшочек с горчицей и в качестве исключения смочив губы в бокале белого вина из поместья Ла Беррьер, он, возможно, станет рисовать.
На рассвете орда растерянных законодателей моды вытекает из бункера.
«Все эти экстравагантные персонажи, одетые совершенно невероятным образом, с размазавшимся гримом… Для живущих поблизости это наверняка было шоком»>15, —
шутит Фредерика Лорка. Через несколько часов пресса поведает об этой невероятной вакханалии. «Карл обожал эту историю, потому что она вызвала скандал, и, может быть, также потому, что его партнер превзошел себя, воздавая почести странным и мрачным образам»>16, — резюмирует Венсан Дарре. Несмотря на запашок серы, этот вечер укрепляет пару, вернувшую себе равновесие после бури. Это также признание нового короля ночи Парижа, короля 70-х годов и короля моды. Человека, тайна которого становится все более непроницаемой, а популярность разрастается.
В пустой квартире Жаку на ум, возможно, приходит одна фраза. «Он заработал себе репутацию эксцентричного человека, которую довел до совершенства, одеваясь в костюмы из белого бархата, в жилет с золоченой отделкой, водружая в глубокий вырез сорочки вместо галстука букетик пармских фиалок, приглашая писателей на шумные ужины, один из которых воспроизводил атмосферу XVIII века, или же устраивал поминки для того, чтобы отпраздновать самое пустячное из своих злоключений»>17. Эти слова принадлежат Жорису-Карлу Гюисмансу.
Несколькими днями раньше, бросив между делом одну фразу, Карл Лагерфельд в сентябре 1978 года сообщает своему ближайшему окружению о смерти Элизабет в замке Гран-Шан. Кутюрье не утруждает себя подробностями.
«Моя мать умерла в возрасте восьмидесяти трех лет, находясь в добром здравии и по собственной вине. Врач сказал, чтобы она ходила. Она этого не делала. Вот и все»>1, —
объяснит он позже. Сам он ничего не видел. «Карла не было в замке, он работал в Париже. Его мать умерла внезапно»>2, — поясняет Патрик Уркад. Фамильная честь повелевает уйти, не оставляя следов. Карл не вернется в замок. Во всяком случае, вернется не сразу. Мать не предупредила его о смерти отца, еще больше она не желала, чтобы сын увидел, каким было в последнюю минуту ее лицо. Нельзя сказать, что он смиренно переворачивает страницу, — он разрывает одну из важнейших страниц в своей жизни. «Он был способен мгновенно стереть прошлое, не обременять себя им»
