– И ты думаешь, что эта… гуща… тебе поможет? Что ты хочешь узнать? Почему ты вдруг сделалась ясновидящей? Или почему ты видишь только то, что касается меня? – Антон поднялся и подошел к ней. – А может быть, все это потому, что я тебе нравлюсь?
Надо брать быка за рога! Ему всегда было трудно ухаживать за понравившейся девушкой, если эта девушка не его. Антон любил конкретику: либо девушка с ним, либо нет, и это особенно необходимо прояснить сейчас, когда ему и день-то прожить без нее трудно…
Рита обернулась, посмотрела на него внезапно почерневшими глазами – и вдруг улыбнулась. Да так многообещающе, что Антону до дрожи в коленях захотелось ее поцеловать.
– А может, и поэтому. Но в любом случае: я еду к бабушке.
– Тогда я еду с тобой! Я тоже хочу понять, отчего моя налаженная жизнь полетела ко всем чертям после нашей встречи. А еще хочу узнать, почему твои глаза меняют цвет и можно ли мне тебя поцеловать?
– Флюоресценция… – буркнула она и, не ответив на последний вопрос, просто прильнула мягкими губами к его губам.
Сколько прошло времени с того момента, когда они просто стояли и целовались?
Как подростки. Неумело, смущенно, жадно.
Уже и закатные лучи потонули в сером мареве сгущающихся сумерек, и мрачные прямоугольные силуэты старых домов раскрасили разноцветные огоньки окон…
Наконец Рита спрятала раскрасневшееся лицо у него на груди и буркнула куда-то в подмышку:
– Все это, конечно, замечательно, но… тебе не пора домой?
– Домой? – Антон только сильнее прижал ее к себе и нагло заявил: – А я дома! Я теперь ни на минуту тебя не оставлю! Я не хочу, чтобы какие-то видения портили сон моей девочке.
– Девочке? Твоей? – От такого заявления она даже отстранилась и удивленно посмотрела на него. – Гм, ладно, но у тебя же, наверное, работа?
– И работа. И дом. И бизнес. И академия. Но все это почему-то теперь неважно. Завтра приедет дед и все проблемы уладит. К бабушке твоей вместе съездим – тоже завтра, и к моему отцу потом вместе сходим. А теперь давай приготовим ужин, посмотрим телевизор, и ты мне покажешь, где мы сегодня будем спать.
– Спать? Но… как я… – затрепыхалась Рита в его объятиях.
– Спать – это значит спать. Я ничего не говорил о… чем-то еще. Пока. Так… что мы будем готовить?
Рита нервно хмыкнула, юркнула на кухню и распахнула холодильник.
– Макароны по-флотски устроят?
– Вполне!
Следующий час они готовили макароны. Причем Рита с удовольствием командовала им. В итоге Антон порезался, чистя лук, обжег палец, выливая в дуршлаг макароны, и чуть не умер от чиха, неосторожно разорвав упаковку с перцем.
– С ума сойти! Наконец-то все это происходит не со мной! – искренне хохотала она, залепляя ему палец лейкопластырем и смазывая ожог маслом. – Нужно было давно завести себе поваренка!
– Мне бы больше понравилось, если бы ты сказала, что завела себе мужичонку! – понарошку обиделся Антон, тут же притянул к себе тарелку с макаронами и закатил глаза от удовольствия. – Ах, пахнет божественно!
– Однако на вкус – обыкновенные макароны с фаршем. Но есть можно! – вернула его на землю Рита.
Однако для Антона эти макароны стали пищей богов. Во‑первых, у него со вчерашнего вечера во рту не было маковой росинки, а во‑вторых, он ужинал вместе с самой непостижимой в мире девушкой, от которой у него просто снесло крышу!
Спать они легли далеко за полночь.
Сначала Антон рассказывал девушке о своей жизни, потом они смотрели какой-то фильм, и наконец Рита незаметно уснула у него на плече.
Антон, прислушиваясь к ее уютному сонному посапыванию, и сам не заметил, как тоже провалился в омут разноцветного сна.
Рита подошла к дому и, заметив сидевших возле подъезда парней, направилась к ним.
Она знала их.
Местные шакалы. Служили верой и правдой Волку. Его и вправду так звали. Высокий. Худой. Взгляд холодный и такой, что хотелось подчиниться. Его имя давно потерялось для всех, кто жил в округе. Знали только, что Волк не кичится преуспевающим бизнесом и тем, через скольких ему пришлось переступить, чтобы оказаться на этой вершине. Знали о темном прошлом Волка, пришедшемся на лихие девяностые. Знали и помалкивали.
