столе, на диване и на полу стояли неисчислимые банки с домашними соленьями, под
столом был рассыпан на газетке лук для просушки, а на другой газетке, в углу, высились
две кучи не до конца перебранной моркови. Куча побольше - крепкая и хорошая, кучка
поменьше - всякая мелочь или подпорченная.
- Ладно, Никитишна, спевай всю правду, - сказал Алексей Михайлович. -
Сколько всего уплатил тебе за камушки этот проходимец?
Никитишна потупилась, потом нехотя буркнула:
- Четыреста рублёв.
- Основательно! - усмехнулся Александр Михайлович. - И тебя не смутило, что
он такие деньжищи тебе отваливает? Больше твоей пенсии, небось?
- Ну, малость побольше, - призналась Никитишна. - Я давно таких денег в
руках не держала.
- Ладно, сдавай свою валюту, - сказал Александр Михайлович.
- Чего-чего? - переспросила Никитишна.
- Фальшивые купюры эти сдавай, говорю, на экспертизу.
- А вы мне расписку дадите? - встревожено спросила Никитишна. - А то вдруг
они настоящие, а тут возьмут и сгинут...
- Не волнуйся, оформим документы как положено. Доставай, где они у тебя.
Старуха вздохнула и удалилась в глубь дома. Через некоторое время она вернулась,
осторожно неся в вытянутой руке три бумажки, развернутые веером - за самый уголок,
будто боялась обжечься о них.
- Вот...
- Эх, местечко бы на столе расчистить... - вздохнул Александр Михайлович,
доставая из своего планшета шариковую ручку и листы бумаги с "шапками" бланков и с
печатями.
- Так вы на кухню пройдите, - предложила Никитишна, - там посвободней.
Мы прошли на кухню, и Александр Михайлович, усевшись на табурет у стола, стал
писать.
- Вот смотри, Никитишна, - проговорил он. - Я прописываю все подробно, по
всей форме, в двух экземплярах. Я, Бутырцева Надежда Никитична, добровольно сдаю на
экспертизу три купюры достоинством в сто рублей каждая, серии такие-то, номера такие-
то... видишь, даже номера и серии тебе указал, чтобы путаницы не было... по подозрению
в их недостоверности. Распишись вот здесь, и я распишусь... Хотя, - добавил Александр
Михайлович, рассматривая одну из купюр на свет, - я и без всякой экспертизы могу
сказать, что это фальшивки. Водяными знаками и не пахло. Как же ты не углядела, а?
- Так с виду ж они... - старуха развела руками. - То есть, абсолютно
нормальными выглядели. И человек был солидный. Производящий впечатление. То есть,
придурковатый малость, раз уж он на эти камешки запал, но придурковатые - они тем
более всегда настоящими деньгами платят. И вообще, в наших краях отродясь такой
гадости не водилось, я в жизни фальшивую деньгу в руках не держала. Откуда ж мне было
знать?..
- Простите, Надежда Никитична, - прервал её излияния сотрудник УБЭП. -
Скажите, в этих камешках точно не было ничего особенного? Ну, что-то необычное,
кроме того, что вы описали, не привлекало в них ваше внимание?
- Да нет... - растерянно ответила Никитишна. - Говорю, красивые они были, с
металлическим таким отблеском, а больше, вроде, ничего такого... Ну, красивые, да.
Детям, конечно, соблазнительно. Этот проходимец, он обрадовался им, словно дитя
малое, ну не меньше моего внучка...
- Да, насчет вашего внучка, - сказал сотрудник УБЭП. - Вы сказали, он
несколько камешков увез с собой в город. Вы не сообщите нам его адрес и телефон? Да, и,
конечно, как его родителей полностью зовут, и так далее...
- Пишите, - вздохнула старуха.
Она продиктовала все данные внука и его родителей, УБЭПовец записал, а потом
сказал:
- Что ж, теперь можно перейти к составлению словесного портрета этого
"охотника". Какого приблизительно он был роста?
- Приблизительно вот такого, - показала Никитишна.
Милиционеры вопрошающе поглядели на нас. Мы закивали.
- Тик в тик сходится, - сказал я.
- Лицо?
- Ну... - тут мы говорили почти хором, наперебой с Никитишной. - Округлое
такое. Но не совсем круглое, а чуть вытянутое в длину.
- Нос?
- Прямой.
- Глаза? Губы?
После недолгой дискуссии, которая понадобилась, чтобы уточнить все до мелочей,
мы сошлись на том, что глаза у него темно-серые, посаженные достаточно широко и
неглубоко, но не навыкате, а губы узкие, хотя верхнюю можно назвать и чуть припухлой.
