У Ваньки так дрожали руки, что ему понадобилось немало времени, чтобы
непослушными пальцами продеть конец каната в стальную скобу на корме и завязать
крепкий узел. Я сидел, чувствуя, что с каждой секундой мне становится все более зябко -
такой мороз продирал по коже, что вот-вот - и, казалось, начнет бить озноб. Я даже на
небо поглядел. Нет, погода не изменилась, и солнце светило по-прежнему, так что дело
было только во мне самом. Хотя... Бывают, знаете, такие моменты в природе, что-то
дрогнет неуловимо - и становится совсем иным. Только потом соображаешь, что это
край тучки по солнцу скользнул, отбросив на землю легчайшую тень - даже не тень, а
так, полутень, будто в воздухе рябь пробегает. Или это вода в прозрачном затончике вдруг
помутнела, будто пленкой подернулась, и холодком потянуло на долю секунды - и после
этого уже не доверяешь теплоте воды... Словом, бывают вот такие мимолетные перемены,
во время которых что-то ломается, и ты понимаешь, что вот сейчас погода бесповоротно
пошла на спад, и приближается ненастье, что эта первая легкая весточка - она как
малюсенький камушек, который, покатившись с вершины горы, тревожит камни крупнее
и крупнее, и вот уже их целая лавина летит, сметая все на своем пути.
Я не знаю, толково ли я объясняю про эти моменты перелома, которые так
отчетливо чувствуешь всей кожей и всем сердцем, а начнешь разбираться, что же ты
почувствовал - и не можешь найти внятных слов. Да, мне кажется, это надо просто
чувствовать, и тот, кто ходил в дальние походы или в ночную рыбалку, или вообще
подолгу жил вдали от города - тот меня поймет. Ощущение было такое, будто природа
нахмурилась на этого типа, взявшего нас в оборот, потому что ну очень он ей не
понравился. И я как-то поспокойней стал. Я поглядел вокруг, на тихую воду, на берега,
где на деревьях оставалось ещё много золотой листвы, хотя с некоторых деревьев она и
облетела целиком, на буро-зеленые тростники, на все ещё свежую зелень травы - к
самому берегу, кроме прочего, подступали кустики брусники, которые и зимой не вянут,
остаются такими же глянцевито зелеными, и если копнуть снег, то натыкаешься на их
упругий ковер, которому никакой мороз не страшен - услышал шелесты и шорохи,
дальний-дальний крик диких гусей, и подумал, что все у нас будет хорошо. Хотя
тревожное чувство не проходило, и связано оно было не с этим мужиком, а вот с этим
изменением в природе - каким-то очень быстрым поворотом на холод, говорившим о
том, что, как ни крути, а время золотой осени прошло и зима на подходе. Я вспомнил, как
Брюс жался под крышу, и подумал: неужели он оказался самым чутким из всех нас? Нет,
бурана я не боялся, но я знал, что, когда приходит срок, тучи могут набежать за несколько
часов, и такой дождина зарядит, что ой-е-ей, а, согласитесь, ночевать на острове под
проливным дождем - это совсем не в лом. В облом, скорее.
- Так куда плыть? - спросил я у мужика, берясь за веревки, управлявшие
парусом.
- Прямо, вперед, - велел он. - И смотрите в оба, не появится ли на озере какая-
нибудь лодка. Не успеете вовремя предупредить меня - я вас!..
Я кинул на него быстрый взгляд. Судя по тому, как он заговорил о других лодках,
которые могут здесь блуждать - он сам чего-то боялся, и боялся довольно сильно. А
Ванька и Фантик с удивлением поглядели на меня - они не могли понять того
спокойствия, с которым я стал разговаривать с этим жутким психом.
Тут, мне думается, можно предложить два объяснения этому спокойствию, которое
во мне вдруг поселилось. Во-первых, когда страх слишком сильный, то быстро устаешь
бояться - ну, знаете, сначала боишься, боишься, а потом становится все равно, будто
откат происходит. Будто как все чувства притупляются. Во-вторых, до меня дошло то, что
я должен был сообразить с самого начала, если бы не был так напуган: мужик-то, судя по
его говору, не из местных! Да и кто бы из местных рискнул вот так взять нас на прицел?
Отец отпустил нас абсолютно спокойно - в том смысле, что если и волновался, то боясь
только подвохов со стороны природы, а не со стороны людей - потому что нас знали на
много километров вокруг, и самая оголтелая шпана, наткнись мы на неё (что было очень