— И чего вы яритесь, Минна Исаковна? Ведь это вашего внучка она вынашивает, не чужую кровь.
Но Наталье было наплевать на кровь, она не могла вынести, что ее единственный сын так поглощен этой глупой девчонкой. Его увлеченности нужно положить конец — любую другую девицу он до такой степени обожать не будет. Она материнским сердцем чувствовала: Оленька — его великая любовь, которой она с рождения сына боялась. Это у него в крови, от нее. А ее великой любовью был Антон: чтобы быть рядом с ним, она терпела Александра с его бабами и цыплятами, но об этом не жалеет, ведь он подарил ей Мишку. И в борьбе за Мишку не пожалеет сил.
Для начала она купила теннисную ракетку, истратив на нее половину денег, оставшихся у них после продажи Санкт-Петербургской дачи Александра, но ей было не жалко денег: хорошие ракетки были страшно дороги, однако дешевой Мишку заманить на корт она бы не смогла. С задачей справилась замечательно — и на корт сына отправила, и подходящую партнершу нашла, которая была готова на все за внимание знаменитого артиста.
Сознание у Натальи всегда было ясным, оно подсказывало ей, что этот фокус вряд ли бы удался, не будь Оленька беременна. Ведь теперь ее было не узнать: она не светилась больше любовью и восторгом, а Мишка не мог жить без излучаемого на него восхищения, от которого он, как истинный актер, загорался.
Как-то Оленька пришла домой, измученная бесконечной тошнотой. Она мечтала только об одном: плюхнуться в постель и закрыть глаза. Попыталась открыть дверь в их с Мишей комнату, но та была заперта. Из-за двери доносился женский смех. Под ликующим взглядом свекрови Оленька бессильно опустилась на пол и заплакала, а Наталья мстительно захохотала — она своего добилась. Куда было бедной Оленьке бежать? Не к родителям же, которые предсказывали такой оборот?
Но напрасно Наталья ликовала, победителей в этой схватке не было — в раздрае между женой, матерью и нечистой совестью Миша пошел по стопам отца: он запил горькую. Все эти страсти-мордасти так затмили умы обитателей чеховской квартиры, что они как бы и не заметили, как началась война. И немудрено: поначалу она казалась просто войной и только потом стала Первой мировой, вывернувшей наизнанку привычный мир, в котором они жили. Оленьке было не до мировых потрясений — она неожиданно оказалась в западне: беременная, нелюбимая, затиснутая в тесную квартиру с ненавидевшей ее свекровью.
Зато Миша вскоре осознал, что его страна ведет самоубийственную войну и может потребовать от него выполнения патриотического долга. Патриотизм был ему чужд, а долги отдавать он не любил. И потому содрогнулся всей душой, когда нашел в своем почтовом ящике повестку из военного ведомства, требовавшую, чтобы он явился на призывной пункт для медицинского обследования. Дома он никому об этом не сказал, но для храбрости попросил одного пожилого актера сопровождать его.
Даже в страшном сне Миша не мог вообразить всего ужаса процедуры медицинского обследования, во время которого он перестал быть Михаилом Чеховым, гениальным актером, надеждой МХТ, любимцем самого Станиславского, а стал безликим двуногим, пешкой в чужой игре. Для начала его заставили раздеться догола и долго-долго стоять на сквозняке в длинной очереди таких же безликих двуногих. Наконец подошла его очередь к врачу, тот долго простукивал его грудь и спину, пока Мишины ноги не подкосились и он чуть не рухнул на грязный затоптанный пол.
— Через три месяца! — крикнул врач и без всяких объяснений Мишу отправили в другую очередь, на поиски его снятой раньше одежды, где он провел еще пару часов. Выйдя из призывного пункта, он поклялся себе, что никогда не приблизится ни к чему, напоминающему армию, хотя понимал, что легче сказать, чем сделать.
— Рядовой Мушкин, сходи приведи Потапова и Юльку, будут понятыми.
— Что, на арест идем?
— Ну да, дезертира брать будем.
— Дезертира? Всего-то и делов?
— Да ты знаешь, Мушкин, кто у нас сегодня дезертир? Михаил Чехов, главный любовник МХТ!
— До чего дошли — даже такого человека в армию тащат!
Когда они пришли к Чеховым, Миши дома не было, их встретила Наталья в черном бархатном халате с погасшей папиросой в углу рта. Две огромных собаки протиснулись между ней и дверью и улеглись у ее ног.
