— Ольга! — крикнула она. — Русский царь прислал за твоим мужем полицию, чтобы утопить его в Мазурских болотах!
Совсем недавно Оленька упала бы в обморок при одной только мысли, что ее Мишеньку отправят тонуть в каких-то болотах, но сегодня она даже не вышла из своей комнаты на призыв свекрови. Ей было не до Мишки: у нее начались короткие острые боли внизу живота и не с кем было посоветоваться. Хорошо бы хоть с Дашкой, но, стоя утром у окна, она видела, как Дашка вышла из дому с кошелками — значит, отправилась на Тишинский рынок в поисках чего-нибудь съестного. Последнее время в Москве каждый день чего-нибудь не было в бакалейных лавках — то хлеба, то муки, то творога, то кур, а Дашка в их семье была главной добытчицей: целыми днями бродила по городу и всегда приносила что-нибудь к обеду. Но боль давала о себе знать все чаще, все настойчивей и в конце концов заставила Оленьку выбежать в коридор — она налетела на Наталью с ее собаками в дверях квартиры и уставилась на группу полицейских на лестничной площадке.
— Что случилось? — спросила она и с размаху шлепнулась на пол.
Словно в ответ внизу послышались быстрые шаги. Миша на одном дыхании пролетел два пролета и увидел перед своей дверью небольшую толпу, смысл которой он сразу понял и тут же вошел в роль. Он картинно покачнулся, запел:
— Как родная меня мать провожала, тут уж вся моя родня набежала!
Сильным плечом растолкав полицейских и понятых, он выскочил на лестничную площадку перед дверью и увидел сидящую на полу Оленьку.
— А это еще что? — заорал Михаил. — Вы решили вместо меня арестовать мою беременную жену?
В этот момент Оленьку пронзила новая волна схваток, и она издала отчаянный вопль. Испуганный городовой заблеял:
— Мы ее сюда не вызывали, она сама выбежала за дверь и упала на пол!
— Сама выбежала и сама упала? — завопил Миша. — Я это выясню с кем надо!
Услыхав грозное «с кем надо» из столь знаменитых уст, городовой вздрогнул, и в пандан[3] его дрожи Оленька с рыданиями стала кататься по весьма грязному полу.
— Миша, у нее начались роды! На две недели раньше срока! — объявила Наталья. — Все не как у людей!
— Дорогие служители закона, я вынужден вас покинуть, — сообщил Миша. — Мне пора везти жену в родильную больницу!
— В родильную больницу? — вспыхнула Наталья. — Ты с ума сошел! Там рожают только падшие женщины!
— А где рожают порядочные женщины!
— Они приглашают повитуху и рожают дома.
— Ты уверена? — усомнился Миша.
— Во всяком случае так я родила тебя!
Миша хотел было возразить, что большая часть чеховской семьи никогда не считала Наталью порядочной женщиной, но Оленька уже не закричала, а прямо-таки взвыла, и Миша испугался.
— А где мы найдем повитуху?
Городовой тут же понял, как он может оправдать свое присутствие перед дверью семьи Чеховых.
— Сей минут повитуху вам доставим — тут живет одна, через дорогу. — И отдал приказ: — Ноги в руки, Мушкин, и чтоб через десять минут повитуха была здесь!
— Это Матрену, что ли, со Спиридоновки, — готовясь брать ноги в руки, уточнил Мушкин.
— Матрену, конечно, будто сам не знаешь! Давай, беги быстрей!
Мушкин побежал быстрей и вскоре привел Матрену со Спиридоновки, благо Спиридоновка была за углом. Повитуха сразу принялась за дело, и через несколько часов и изрядное количество мук Оленька родила здоровую красивую девочку, которую назвали Адой, но почему-то называли Ольгой. Нет, простите, назвали Ольгой, но почему-то называли Адой. Или все-таки наоборот? Запомнить невозможно.
А Миша стремглав помчался к Ольге Леонардовне — сообщить о чудесном рождении Ады-Ольги и о страшном появлении городничего с приказом о его, Мишки, аресте за дезертирство.
— Как хотите, тетя Оля, но я в армию не пойду. Я там умру. Так что сделайте что-нибудь.
И она сделала то, что надо, — упала в ноги Станиславскому, и тот добился освобождения Миши от армии.
Казалось бы, все устроилось как нельзя лучше — Оленька благополучно родила, а Мишу не отправили на фронт и оставили блистать на сцене одного из лучших театров России. Но в тот страшный год двух революций все рухнуло — и Россия провалилась в тартарары, и семейная жизнь Миши и Ольги тоже.
