… Вернувшись на чердак, Костенко спросил спутника:
— Не двигался?
— Поднялся, взял сигареты и снова лег…
— Он? — Костенко кивнул на фотографию Сорокина.
— Похож, но только он не седой, а черный, и с усиками…
— Значит, он… Ладно… Теперь отваливайте на площадь, там меня ждите… Если какой шухер начнется — услышите… Сразу сюда — и в дело… Оружие с собой?
— Откуда? Нет, конечно… Нам же так просто не дают…
— Жарьте в отделение и берите… Одна нога здесь, другая там…
Как только Сорокина — без галстука, встрепанного по-клоунски, пепельно-бледного (это было заметно даже при тусклом свете уличного фонаря) — трое верзил сунули в машину, Костенко кубарем свалился по лестнице, задыхаясь бросился на площадь, прыгнул в машину и прохрипел:
— К трем вокзалам, по осевой, с фарами!
Выскочив из машины у Ярославского, повторил:
— Через два часа езжайте к Строилову, понятно? Не раньше! Если Строилов не откроет, орите в дверь, что я в Кратове, пасу!
… В Кратове шел мелкий осенний дождик. Пахло сосной. Ветер — незримой ладонью — ласково гладил кроны громадных деревьев, и они, словно волосы податливо-ласковой женщины, шуршаще качались из стороны в сторону.
Костенко шел к даче Шинкина неспешно, то и дело сплевывая под ноги. Во рту пересохло, язык был медный, и рот все время наполнялся пузырчатой, горькой слюной, противно.
Во многих дачах еще горел свет; жалостливо, как ушедшая молодость, светились низкие абажуры, сейчас такие не делают. Луна была зыбкой из-за того, что на нее то и дело нагоняло тучи, которые становились серебристыми, чтобы снова стать непроглядно-черными, когда их сносило в засыпающее небо.
Машина, на которой вывезли Сорокина, стояла возле ворот. Потом — одна за другой — подъехали еще три. Прохаживались высокие люди в кожанках. Давайте, ребята, кончайте ваш разбор с палачом, времени у вас в обрез, смотрите не опоздайте, я дал вам сто двадцать минут, но и за это должны сказать мне спасибо…
Костенко опустился на землю, откинулся на столб и закрыл глаза. В висках молотило, то и дело накатывали приступы горькой тошноты. Он сидел напрягшись, уцепив пальцами мокрую траву, и мучительно ждал, когда же на даче Шинкина прозвучит выстрел.
