В ответ на его рассказ о жизни в Сомерсете она рассказала ему эту часть своей жизни.
— Цыгане их не едят. Знаете, как можно отличить вареное яйцо от сырого, когда жонглируешь ими? Цыплята, должно быть, нервничают.
Анник несколько раз подбросила и поймала яйцо. По дороге она уже показывала Роберту свое жонглирование. Она думала, что это произвело на него впечатление.
— Тогда притворитесь, что украли еду у меня. Это успокоит ваши моральные терзания.
— Вы приводите неубедительный довод. — Она разбила яйцо о край корзинки и бросила скорлупу в огонь.
— Украдите у меня еще и хлеб. Очень хороший костер. Научились у цыган?
— Вряд ли я вообще разводила костер у цыган. Женщины не любят, когда дети ворошат их костры, портя еду пеплом. А этой хитрости… — Анник обвела веткой сделанное в земле углубление, которое сохраняло огонь и делало его невидимым в темноте. — Этому я научилась у одного солдата в Тироле. Насколько мне известно, он до сих пор в армии, выжил. Но я не думаю, что он был хорош в бою. Просто умел его избегать, что в высшей степени необычно для человека в форме. Он мне говорил, что не любит убивать людей.
— А вы кого-нибудь убивали, когда были в армии? — Роберт перевел взгляд с жарящихся сосисок на нее. Выражение лица, как часто бывало, непроницаемое.
— Знаете, я не думаю, что вообще кого-либо убила, только оперировала. Правда, кое-кто, на кого я была зла, мог, в конце концов, умереть, потому что я ударила его ножом. Хотя этого трудно избежать. В нашей жизни происходит слишком много убийств.
— Должен с вами согласиться.
— Убийство — глупый ответ, неблагоразумный. Так сказал мне отец перед тем, как его повесили. Я убедилась, что это правда.
— Вы никогда не убивали? — Он пристально изучал ее.
— Насколько я знаю, нет. И все же я скажу вам о себе нечто такое, что меня не красит, Роберт. Тот человек, который первым бросился на меня… Я порезала ему сухожилие большого пальца. Эту рану не излечишь. Он уже не сможет ничего держать в правой руке и вообще пользоваться ею. Никогда в жизни. Я не такой уж хороший человек.
— Возможно, его следующая жертва поспорила бы с вами. Опять ваши моральные головоломки. Возьмите сосиску, пока я над этим подумаю.
Роберт протянул ей сосиску на конце ветки, чтобы она могла снять ее хлебом. Ближе он к ней не подходил. Он не говорил о жене, но, вероятно, она у него была, и он хранил ей верность. Счастливая женщина, его жена.
За дни совместного путешествия Анник изучила Роберта Фордема. Знала каждую морщинку на его лбу, едва заметный шрам на левой руке, видимо, от небрежного обращения с рыболовным крючком. Знала, как он двигается, как играют мышцы на его шее, когда он оборачивался, чтобы оглядеть дорогу за их спиной.
Это был подарок, который сохранила для нее память. Она уже не забудет Роберта Фордема.
— Завтра мы приедем в Лондон, — сказала она.
— До полудня, если не задержимся. Вы собираетесь провести ночь под мостом?
— Там или в переулке. Я недолго сплю. Мое дело займет всего несколько дней. Потом я исчезну, город недобр к одиноким женщинам, не имеющим денег.
— Я покажу вам одно безопасное место рядом с Ковент-Гарденом.
Ей очень хотелось остаться с ним в этом безопасном месте. Анник съела кусочек сосиски.
— В ней есть все специи. Иногда я нахожу английскую кухню интересной. Роберт… — Она была рада, что темно. Некоторые слова можно сказать лишь в темноте. — Завтра утром, когда мы будем в Лондоне, я пойду своей дорогой, а вы поедете в Сомерсет.
— Нет, вы этого не сделаете.
Анник вздохнула:
— Полагаю, вы знаете, что я вас хочу?
— Да.
— Так я и думала, потому что не очень умело это скрывала. Я даже не сразу поняла, что со мной случилось. Наверное, все произошло из-за того, что вы спасли мне жизнь. А также из-за человека, который был со мной во Франции. Я вам не говорила о нем.
— Не говорили.
Она медленно ела, стараясь найти правильные слова:
— Он стал чем-то вроде безумия, поразившего меня. Тогда я была одинокой, без друзей и в большой опасности. Думаю, причина в этом. Несмотря на все обстоятельства, я полюбила его. И люблю до сих пор. Но я обнаружила, что могу хотеть других мужчин. Это неловко и унизительно. В душе у меня полное смятение. Вы не должны обращать внимание на то, что делает мое глупое тело.
