Грей пинком отбросил подальше нож Анри, убедился, что на время француз выведен из строя, после чего поднял его с колен и ударил о стену. Прежде всего плечом, где много небольших, ломких костей. Он бы вообще прикончил его. Но Анник по каким-то причинам оставляла этого ублюдка в живых. Он будет считаться с ее мнением.
Испуганный крик. Грей круто развернулся.
Леблан шатался. Лицо его искажено от боли. Его нож крутился на булыжниках, рукоятка другого ножа торчала из дорогого пальто, кровь текла по рукаву.
Анник ударила Леблана прежде, чем он успел бросить нож. Ударила в руку, а не в горло, хотя совершенно ясно, кого он собирался убить.
Леблан бросился к выходу из переулка, зажимая плечо и оставляя за собой кровавый след. Бежал, как вспугнутый кролик. Анри Бреваль с трудом поднялся, сгреб левой рукой свой нож и двинулся в противоположную сторону. Парень у входа в переулок уступил ему дорогу, продолжая хныкать. Грею оставалось только ругаться и смотреть им вслед. Он не мог взять пленных, у него не было людей, чтобы их сопровождать. А если он повернется спиной к Анник, та исчезнет как дым.
Она привалилась к стене, тяжело дыша. Появись он в этом переулке на пять минут позже… Мысль о том, что она могла лежать в грязи, истекая кровью, была как физический удар.
Идиотка, просто идиотка. Какого дьявола они превозносят ее мастерство, называя одной из лучших? Она позволила запереть себя в переулке. Незначительно ранила одного, не потрудившись его добить, затем вообще чуть не промахнулась, бросив нож в Леблана. Могла бросить и точнее. Она достаточно смела, но ей не хватает твердости. Будь она его агентом, он бы не выпускал ее без прикрытия.
— Он взял с собой нож Эйдриана, — четко произнесла она. — Как я буду резать овощи?
Анник смотрела в конец переулка, где исчез Леблан. Он впервые слышал, что она говорит по-английски. У нее был красивый голос, мелодичный, хрипловатый. Голос француженки. Сама ласка. Даже вздох этой женщины соблазнял его.
— Но я все равно не могу резать им овощи, если на нем кровь Леблана. — Она прижала ко рту кулак и засмеялась.
Нервная разрядка после боя. Ей нужно, чтобы ее поддерживала стена. Подняв свою вязаную шапку, Грей отряхнул ее о штаны и продолжал наблюдать за Анник. Она сбежит, как только придет в себя.
— В любом случае он бы не хотел, чтобы я резала им овощи. Он бы с радостью увидел, где его нож сейчас. Ему не нравится Леблан, моему другу, у которого так много ножей.
Анник откинула со лба черные волосы и посмотрела на Грея. И тут он впервые заметил, что она больше не опускает глаза.
Она его не узнала.
Искренняя, очаровательная, бледная, как пергамент, она улыбнулась:
— Большое спасибо. Я вам очень благодарна.
Грей мял в пальцах вязаную шапку, дожидаясь, когда она его узнает. Это будет конец ее радости. Опять начнется отвратительная борьба, неизбежная, как закат солнца. Он победит. Она проиграет. Он вытащит ее из этого лабиринта улиц, сотрет ее радость и увезет в Лондон.
Анник окинула взглядом его лицо, волосы, плечи, всю фигуру в вонючем рыбацком костюме. Оценивая. Одобряя.
— Странное дело. Я говорю на пяти языках, а не могу выразить, как я вам благодарна за спасение.
Почему она не узнает его? Ну конечно. Она же никогда его не видела. И не знает, какое у него лицо, не представляет себе цвет его волос и форму носа. Он может быть кем угодно.
Значит, если он ее освободит и последует за ней, она может привести его к планам Альбиона. Возможно ли это? Пожалуй, да. Он был уверен, что она знает местонахождение планов. Каким-то образом, после того кровавого разгрома в Брюгге, планы Альбиона оказались у нее. Он следил за Анник с тех пор, как она вышла из рыбачьей лодки в Дувре. С пустыми руками. Может, планы уже в Англии?
Где же эти планы? Наверное, она сейчас направляется за ними и собирается передать их Сулье.
Если она приведет его к планам, это будет для нее лучшим вариантом. Краткий миг потрясения, и все кончено. Ни долгого, хорошо отработанного допроса. Ни развращенной близости час за часом, пока он выуживает у нее секреты. На Микс-стрит, в удобной тюрьме, он вынудит ее расстаться с планами. Он в этом специалист. И, делая это, оставит на ее душе свои грязные отпечатки пальцев.
