— Дело не в том, что ваши документы не в порядке, — очень терпеливо объяснял жандарм. — Здесь нет штампа на проезд из Марли-ле-Гран.
— Штамп на проезд? Что за штамп? Мне не говорили о штампе на проезд.
Анник услышала приближающиеся шаги. Без сомнения, это был восхищенный лейтенант. Она потупила глаза, устремив их на дорогу, и прижала ладонь к животу.
— Я думаю, мне сейчас будет плохо. — Она говорила по-немецки твердо, уверенно. — Я чувствую себя лучше, когда еду в карете. По крайней мере, дует ветерок.
Эйдриан был на высоте:
— Бедная Аделинхен. Думаешь, питье тебе поможет?
Она решительно покачала головой, рука на животе сделала едва различимый, но веками известный жест защиты ребенка. Среди этих мужчин не нашлось бы ни одного, кто не понял бы его значения. Конечно, французские жандармы храбры, как львы, но именно бравый лейтенант обратил внимание на женщину, которая мучилась от тошноты.
— Может, хлеба? Или сухого печенья? У нас где-то есть печенье.
Эйдриан наслаждался игрой. Анник знала людей вроде него. Это превосходные шпионы и большое неудобство для всех тех, против кого им приходилось работать.
— Не упоминай о еде. Мне только хуже. Как долго они будут держать нас тут, Фриц?
Последние десять лет Франция воевала с германоязычными странами, поэтому наверняка кто-либо из отряда знает немецкий. И уж конечно, лейтенант, который со все большей неохотой шел в их сторону.
— Не думаю, что они продержат нас долго. В конце концов, они поймут, что мужчина, перевозящий контрабанду, не берет с собой глупую молодую жену.
— Я не глупая. Надеюсь, в Англии никто так не хмурится и не проверяет на каждом шагу документы. — Анник почувствовала головокружение, опять начинал действовать наркотик. Она покачнулась и оперлась на карету. — Мне очень жарко. Кажется, приближается тошнота.
— Не делай этого на лейтенанта, дорогая. — Эйдриан перешел на французский: — Лейтенант, если мы останемся тут надолго, может, есть место, куда бы я увел с солнца мою сестру? В ее положении…
— Глубокие извинения за доставленное мадам неудобство. — Судя по голосу, лейтенант молод, подумала она. Молод и явно неловок. — Мы задержим вас совсем недолго.
— Мне не говорили, что нужен местный штамп для проезда.
Грей быстро шел к ним. Ему не следовало так беспокоиться, она могла с этим справиться.
— Фриц, что он говорит? Я не уверена, что в состоянии… — Она еще ниже опустила голову и деликатно прижала руку ко рту.
— Карл будет раздражен, если тебя опять стошнит, — проворчал Эйдриан. — Особенно если ты испортишь сапоги лейтенанта.
Тот понимал немецкий. И торопливо отступил. Грей уже стоял перед ней, так что жандарм не видел ее лица, а Эйдриан сделал какое-то замечание, отвлекая внимание лейтенанта. Большое удовольствие работать с такими умными людьми, против них у лейтенанта не было ни единого шанса.
— Меня не информировали, что для поездки требуется местный штамп в наших паспортах, — с немецкой точностью объяснял Грей, загораживая Анник. — В Париже мое посольство заверило меня, что у нас есть все требуемое для проезда. В Руане тоже не дали знать…
— Да. Да. Штамп. Это простая формальность. — Голос лейтенанта свидетельствовал, что он предпочитает иметь дело с Греем, а не с молодой женой, представляющей опасность для его формы и достоинства, как бы ни приятна она была для глаз. — Вы должны исправить эту оплошность в мэрии Дортера. Вот и все. Трудное время для путешествия вашей жены?
— Трудное? — Грей умолк, чтобы казаться озадаченным. — Нет-нет, вы неправильно поняли. Аделина молодая и сильная. Ее состояние абсолютно естественно. Но женщины в таком положении всегда разыгрывают трагедию. — Он перешел на немецкий: — Сейчас тебе станет лучше, Аделина. Никакой больше тошноты. Поняла?
Она сделала элегантный кивок, сделавший бы честь любой молодой фрау.
— Да, Карл. — Ей действительно было нехорошо. Иногда она сама удивлялась, как натурально может войти в роль. — Если бы мне посидеть несколько минут…
— Нет, Аделина. Нехорошо потакать себе. Упражнения, вот что тебе нужно. Пройди следующий километр или два рядом с каретой, и ты почувствуешь себя намного лучше.
