Мне стало жарко от смущения и еще Бог знает от чего.
— Ты не должна никогда говорить ничего подобного, Роза! Никогда! Это сильно ранит твоего отца. Обещай мне никогда такого больше не говорить.
— Хорошо, но это правда. А правду нужно говорить всегда.
— Не всегда, любовь моя. Не надо говорить, если этим ты можешь ранить кого-нибудь. А теперь — в кровать! Искупаться ты можешь и завтра рано утром.
Роза подчинилась. Я уже хотела задуть свечу в изголовье, когда она снова подняла голову с подушки.
— Вы сказали «любовь моя», а ведь вы меня совершенно не знаете, — прошептала она. — Когда вы узнаете обо мне все, то не станете меня так называть. Наверное, вообще не сможете меня переносить.
— Я уверена, что ты мне будешь нравиться в любом случае.
Ее взгляд отразил одновременно и сомнения, и надежду. Я нежно склонилась над ней и поцеловала ее в лоб. Она смущенно откинулась на подушки.
Я задула свечу и направилась к двери.
— Оставьте дверь открытой, — крикнула она мне вслед, — если вы вдруг что-то услышите или увидите ночью, то сможете сразу же прийти ко мне и все рассказать.
Я с улыбкой выполнила ее просьбу, но моя улыбка исчезла, когда я взглянула на распахнутые двери камер. Они были похожи на раскрытые пасти, ожидающие добычу. Непроизвольно на меня опять напал страх. И только мысль о Розе Брендон, которая с сегодняшнего дня надеется на меня, дала мне силу бороться с этим.
Чтобы обезопасить себя от возможных ночных происков привидений и защититься от столкновения с ними, я поставила в начале лестницы свечу. Что за столкновения могли произойти, мне и самой было не ясно.
Раздеваясь, я думала о том, что же Роза могла увидеть в день смерти матери, кого она защищает, но, измотанная событиями минувшего дня, почти мгновенно заснула.
Так как с вечера я была настроена на встречу с призраками и демонами, то, проснувшись утром, с удивлением смотрела на странные фиолетовые отсветы от болота. В первое мгновение я даже не могла сообразить, где я нахожусь, так часто я меняла места ночлега за последний месяц.
Пока я строила планы относительно встречи капитана Брендона и прикидывала, какое платье мне лучше надеть по этому поводу, кто-то неистово постучал в открытую дверь.
Это была Роза Брендон, державшая в руках поднос, на котором стояли дымящийся кубок и чашка с золотой каймой и фамильным гербом семейства де Саль.
Я думаю, что собственно появление Розы поразило и обрадовало меня больше, чем поданный в постель кофе. Она поставила поднос мне на живот, и ее круглые щеки сияли от гордости и удовольствия от моих комплиментов. Она внимательно наблюдала, как я героически, не моргнув глазом, выпила обжигающий кофе.
— Как вы думаете, когда я вырасту, как вы, я тоже буду пить кофе и мне это будет нравиться? — спросила она с наслаждением.
— Очень даже может быть. Хотя, возможно, тебе понравится кофе чуть послабее, не такой крепкий. Прислуга еще не вернулась?
— Нет, они прибудут, вероятно, к обеду. Мне кажется, они безнадежные лентяи. После заката и до восхода солнца не шевельнутся, чтобы выйти из своих домов. Они не такие, как вы.
Я удивленно отодвинула чашку с кофе в сторону и проговорила:
— Я не понимаю тебя. Что значит — не такие, как я?
— Да им никогда и не приснится — встать ночью и заглянуть в каждую из этих страшных камер.
— Но и мне тоже. Ты хочешь сказать, что я это делала?
Она кивнула, и глаза ее были широко раскрыты. Я не была уверена, что Роза лжет.
— Но я ни на мгновение не покидала своей постели.
— Тогда это был кто-то другой. Я же слышала.
— Может быть, это был господин Шиллер? Меня нисколько не удивит, если он искал здесь, наверху, драгоценности де Саль. Какая же головная боль — эти драгоценности!
Девочка ухмыльнулась.
— Но не для нас, наследников.
Происшествие казалось ей очень забавным, но одно предположение, что Франц Шиллер или кто-то еще шастал здесь и мог наблюдать наш сон, не пришлось мне по нутру.
— Я не думаю, что это был Франц, — пояснила Роза. — Этот этаж он обшарил уже несколько ночей назад и сказал Пену, что, кроме пыли, ничего здесь не нашел.
С превеликой мукой я допила кофе.
