Роза была готова отнести поднос на кухню, однако застелить постель и протереть пыль отказалась. Это заботы прислуги, заявила она высокомерно. А когда я стала настаивать, проговорила:
— Ну, хорошо. Но только не думайте, что я буду наводить порядок и в вашей комнате. В конце концов, я не горничная.
Заметно разозленная, она вышла из комнаты.
Я быстро оделась и привела себя в порядок, насколько это было возможным. Затем я убралась в комнате и отнесла поднос на кухню. Леокадия сама сварила себе кофе и пила его со вчерашним тминным пирожным. Мытье посуды она оставила на посудомойку, добавив ко вчерашней горе невымытой посуды еще и свои тарелку и чашку. Вернувшись на работу, девочка-посудомойка не испытает прилива радости, подумалось мне.
Я решила взяться за дело и уже собралась повесить котел с водой на очаг, когда увидела на полу высохшие кусочки земли, которые отвлекли меня: не комки ли это торфа?
Я с любопытством открыла дверь, ведущую в подвал. Ступени казались сегодня круче и опаснее. Я принесла свечу, которую зажгла от углей камина, подняла ее над головой и ступила на первую ступеньку подвальной лестницы. Неужели какая-то тень пошевелилась там внизу, в темноте?
— Кто там? Что вы можете видеть в такой темноте? — прокричала я беспечно, думая, что это Пен и Шиллер продолжают поиски привидений.
Бойко спустилась я на две-три ступени, но странные шаркающие звуки умерили мое любопытство. Может быть, там действительно находится кто-то из посторонних?
Я уже хотела вернуться назад в кухню, когда какое-то древнее, всклокоченное существо попало в полосу света моей свечи. Должно быть, я схожу с ума… Такого не бывает…
Существо протянуло ко мне грязную руку и издало рычащий раскатистый звук.
Я отпрыгнула назад и стала размахивать подсвечником, как оружием, над своей головой. Это неожиданное движение явно напугало странное создание. Оно согнулось и невнятно произнесло что-то по-французски. Но так как я разобрала лишь небольшую часть слов, то ужас и замешательство не оставили меня.
— Невиновен, невиновен, — повторил он несколько раз так, что я преодолела свой страх и попыталась выманить его ласковой речью наверх.
— Поднимитесь сюда! Выходите на свет!
Я покачала свечой. Взметнувшийся огонек заставил его сжаться.
— Вы не отрежете мне голову? — запинаясь, произнес он. — Не отрезайте, пожалуйста! Я не аристократ. Понимаете?
И тогда мало-помалу я начала понимать смысл его слов. Действительность была настолько невероятна, что я просто не могла в нее поверить.
— Нет, сэр, вам не отрубят голову, — ответила я ласково. — Жестоких революционеров больше нет. Выходите спокойно наверх. Наверху вы будете в полной безопасности.
Но и его страх был очень силен. Скорчившись и болезненно помаргивая, он отступил в защитную темноту.
— Вы знаете, мадемуазель, я не отваживаюсь при свете дня… Меня увидят. Они заперли пленников. Там, наверху. И они не смогли выйти. Меня они бросили в подвал. Без еды. Так я пил бренди и ел сухофрукты, что хранились здесь. И… если светит солнце или горит свеча… я ничего не вижу.
— Капитан поможет вам, — сказала я утешительно и осторожно приблизилась, избегая на этот раз резких движений. Но мои попытки вытащить его наружу не увенчались успехом.
Я вернулась обратно на кухню, закрыла все занавески, чтобы создать полумрак, и задумалась: что же делать дальше? Примут ли его другие обитатели дома? Или прогонят? Что его ждет? Сумасшедший дом? Или его дикий внешний вид — лишь свидетельство длительного заточения?
Чтобы снова не ввергнуть его в панику, я, стоя на верхней ступеньке, спросила:
— Как вас зовут?
— Ж-Жиро.
— Вы хотите хлеба, господин Жиро? Что-нибудь поесть?
— Хлеб. Да, хлеб, — проскрипел он.
Я протянула ему кусок хлеба. Он весь напрягся, словно в ожидании удара. Пришлось бросить ему кусок. Он поймал его на лету и впился зубами в черствую корку.
Я оставила дверь в подвал открытой и отправилась на поиски детей и домашнего учителя. Шиллер и Пен наверняка разыскивали тело, увиденное вчера Розой в озере.
Безрезультатно проискав их некоторое время и дойдя почти до болота, я услышала голос Розы, звавшей меня по имени. Испугавшись, я бросилась обратно, однако, помня о печальном знакомстве с болотом, ступала только на то, что без сомнений было твердой землей.
