Но тут ящик стукнулся о землю, и Ленивец; подскочив, как мячик, ударился головой о доски, да так, что искры из глаз посыпались. Кто-то поддел крышку, кто-то приподнял ее и, потрясенный, испуганно вскрикнул:
— Господи Иисусе! Здесь кто-то есть!
— Пожалуйста, не бойтесь, это я! — закричал Ленивец, увидев над собой чье-то покрытое каплями пота лицо и пару широко раскрытых, испуганных глаз.
— Что ты здесь делаешь? — заорал мужчина. Приподнявшись, Ленивец спокойно уселся в ящике, массируя ладонью ушибленную голову.
— Не надо так кричать, а то я все забуду. Ухватив Ленивца за воротник, мужчина вытащил его из ящика, словно кролика.
— Откуда ты тут взялся?! — зарычал он. Ленивец скроил слезливую гримасу:
— Я как раз сам хотел спросить об этом.
Мужчины остолбенело глядели на него и внезапно разразились неудержимым смехом. Они хохотали до слез, прямо-таки давились от смеха и никак не могли остановиться. А Ленивец спокойно стоял, озираясь вокруг чуть удивленными глазами.
Он находился в подвальном гараже, сквозь приоткрытые двери которого проникал дневной свет, и были видны голые бетонные стены помещения. В углу стояла бочка из-под бензина, а в глубине гаража на полках, сколоченных из неоструганных досок, лежали упакованные в картон рулоны.
Ленивец вспомнил о поручении Кубуся «разузнать, что находится в рулонах». Поэтому все его внимание сосредоточилось теперь на этих казавшихся столь невинными свертках. Ему хотелось подойти к ним, содрать упаковку и узнать, что в них содержится. Но он не мог сделать этого на глазах двух мужчин.
Один из них, молодой блондинчик, тыльной стороной ладони отирал с лица слезы.
— Ну и товар мы привезли, — сказал он и, не удержавшись, снова разразился хохотом.
Другой, рослый верзила в клетчатой рубашке, рубанул рукой воздух.
— Это ты, Франек, велел погрузить этот ящик.
— Дружище, — ухмыльнулся блондинчик, — он стоял на краю. Нужно было в него заглянуть.
— А с ним что делать? — Верзила кивнул в сторону мальчика.
Блондинчик пожал плечами:
— Делай что хочешь, но ничего не говори Толстяку, а то получишь от него взбучку.
— Это ясно, — шепнул верзила. — Надо отпустить его, а самим еще раз съездить за остатком. — Он стукнул себя по лбу. — Это надо же! Если Толстяк узнает, беда! — И, повернувшись к мальчику, крикнул: — Давай скачи отсюда, а то ноги повыдираю!
Ленивец заморгал заспанными глазами.
— Простите, а где я сейчас?
— Не спрашивай, а задавай деру! — рыкнул верзила.
— Простите, но вы меня привезли сюда, вы и отвезите назад.
— Он прав, — засмеялся молодой блондинчик. — Не станет же он возвращаться назад пешком.
Верзила вынул из кармана монетку и протянул ее мальчику.
— Вот тебе на автобус, и исчезни с глаз моих! Ленивец подбросил монетку на ладони. Краем глаза он еще раз зыркнул в сторону таинственного товара. На полках у стены лежали аккуратно сложенные рулоны.
— Хорошо, — согласился мальчик, — я могу уйти…
Глава XXXVI
ГИПЦЯ СООБЩАЕТ СЕНСАЦИОННУЮ НОВОСТЬ
После обеда Кубусь и Гипця встретились у «Августинки».
— Говорю тебе, Гипця, это бомба! — сказал Кубусь. — Мы идем по следу величайшей аферы. Нужно только разгадать загадку.
— А то пианино и те рулоны? — язвительно заметила Гипця.
— Вот этого я не могу понять. Может, это одна громадная шайка?
— Международная?
— Да, все может быть. — Он рассеянно потирал щеку. — Но главное — не терять головы. Уверен, что Ленивец что-нибудь выведает, а мы должны караулить здесь, чтоб они от нас не ускользнули! Из города ведет одна дорога, через Черняковскую. Я стану на углу, а ты будешь ходить вокруг… Если они приедут на «Крайслере», то мы должны их заприметить!
— Должны! — задорно подхватила Гипця.
Около пяти вечера Кубусь уже пресытился дежурством на углу улицы. От напряженного вглядывания в подъезжающие автомобили у него заслезились глаза и разболелась голова.
Он все ждал, что вот-вот из-за поворота выскочит восхитительный кабриолет, а подъезжали самые обыкновенные «Варшавы», «Сирены», «Вартбурги», «Шкоды». Он присаживался на выступе ограды и снова вслушивался в уличный шум. «Крайслер», однако, не желал появляться, и мальчик совсем упал духом. Он хотел уже вернуться домой, когда заметил Гипцю, мчавшуюся во весь дух по тополевой аллее.