Лесной склад боеприпасов Ричард представлял в виде капонира, который однажды он видел в портовом городке Сан-Хуан. На берегу океана возвышались громадные алюминиевые полусферы, некогда построенные гринго. Сюда с никарагуанских плантаций за бесценок поступали кофе и хлопок. Потом в порт прибывали американские корабли, и кофе, хлопок без промедления грузили в жадные трюмы. Так было до революции. Когда власть в Сан-Хуане перешла к сандинистам, капониры были переданы в собственность созданного рыбацкого кооператива под склады и морозилки. А один из капониров молодежь города перестроила под клуб.
Несмотря на открытую враждебность к гринго, песни американца Пресли в Сан-Хуане любили. Ритмичные, стремительные, они беспрепятственно находили отклик в сердцах жителей городка, основанного в незапамятные времена флибустьерами.
Вечером, когда в клубе раздалась музыка и усиленный мощными динамиками голос Пресли наполнил ближайшие улицы, один из двоюродных братьев ткнул Ричарда пальцем в бок и сказал:
— Океан с его пляжем никуда не убежит. А дискотека у нас только в субботу.
Двоюродный брат был взрослее Ричарда на два года. Поразмыслив над чем-то, он добавил:
— К тому же сегодня можно увидеть самых красивых девчонок нашего побережья. Идем!
Заплатив несколько кордоб и машинально поправив прическу, Ричард оказался за алюминиевой дверью в душной темноте капонира. Волны тяжелого рока бились о сферические стены и, отлетая, накатывались на ушные перепонки. Лампы-вспышки, подобно молниям, выхватывали из мрака лица и фигуры танцующих. Высвеченные неумолимо ярким светом, силуэты как в фильме со стоп-кадром на мгновение застывали и вновь исчезали в темноте.
— Сегодня! — кричал со сцены диск-жокей, — мы узнаем имя самой красивой девушки Сан-Хуана и всего нашего побережья.
Диск-жокей — высокий, кучерявый парень — неуклюже подпрыгнул на освещенной сцене. В прыжке он перекинул микрофон из левой руки в правую и, к общей радости, благополучно приземлился, не теряя равновесия.
— Пинто горластый! Правда, посмотри, как он похож на петуха, — в незнакомой обстановке Ричард чувствовал себя неуютно. Поэтому отпущенная в адрес диск-жокея шутка должна была снять неловкость первых минут и помочь «вживанию в обстановку».
— Это ты зря! — Брат не улыбнулся. — Подойди поближе к сцене и увидишь: у Родриго нет ноги. Он потерял ее в бою с контрас. Он не пинто...
Если бы земля разверзлась под ногами Ричарда, он был бы в этот момент самым счастливым человеком.
— Нам нельзя быть хмурыми и злыми, — кричал в микрофон диск-жокей. — Пусть контрас знают — у нас нет страха. Мы нашли мины, которые они поставили в нашем порту. Мы загоним обратно в стволы пули, посланные в нас. Пусть они знают, что я, Родриго, как и прежде, танцую!..
— Браво, Родриго! — кричала толпа. — Ты настоящий тигр, компа! Дай нам музыки, Родриго! Иди к нам, братишка!
Ричард чувствовал, как краска, залившая лицо и шею, густеет и он вот-вот полыхнет в темноте, «Что я знал об этом человеке? — зло сам себя спрашивал Ричард. — Почему вот так, походя, решил высмеять его? Да, к счастью, он не услышал моих грязных слов. Но разве от этого я сам стал лучше, достойнее?»
Заповедь отца, доселе непонятная, — а звучала она так: «То, чего нельзя делать, не делай даже в мыслях», — обрела вдруг смысл и стала доступной. Приподнявшись на цыпочках, Ричард поверх голов смотрел на прыгающего по сцене диск-жокея и был искренне благодарен ему. За что? — этого он не мог объяснить. За минутами стыда и смятения, когда приходит вера, что подобная недостойность с твоей стороны неповторима, рождается чувство позднего раскаяния и горячее желание сделать для всех людей что-то очень доброе.
После громыхающей атаки рока, блюз и синий, пробивавшийся сквозь табачный дым, ровный свет можно было сравнить с глотком морского воздуха. Звуки саксофона переплетались с шумом морского прибоя. Парни повзрослее, танцуя, обнимали своих подружек, чуть небрежно, как бы нехотя. Некоторые из них танцевали так: одной рукой придерживали девчонку за плечи, в другой руке держали открытую бутылку пива...
