Корсаков приоткрыл один глаз. Посмотрел на девушку, склонившуюся над столом.
Сердце заныло от приятной боли.
— Черт! — Анна отбросила выбившуюся прядку. Зашуршала бумагой. — Ты не видел? Ай, ладно.
— Что-то потеряла?
— Ага. Сначала голову, потом все остальное. — Анна сунула несколько плотных листов в папку. — Эскизы куда-то задевала.
Корсаков решил не вмешиваться. «Эскизы» могли означать все что угодно: от небрежных почеркушек до профессиональных набросков. Но то и другое принято хвалить, если человек тебе не безразличен. У Корсакова было всего два критерия: «полное дерьмо» и «это имеет право на существование». С таким подходом, конечно же, друзей не наживешь.
Обижать Анну резкостью оценок он не хотел, она была, по его мнению, в том ангельском возрасте, когда сами собой пишутся стихи, рисуются картины и тело само танцует. Это состояние органичной талантливости никакого отношения к ремеслу — поту, бессонице и мукам неудовлетворенности — не имеет. Так, детская болезнь, вроде кори.
Анна подхватила с пола тубус, забросила на плечо рюкзачок.
— Между прочим, я учусь на подготовительном в МАРХИ, — объявила она.
— М-да? Похвально, — отозвался Корсаков. — А почему на подготовительном?
— Хочу поступить на бесплатное.
Он приподнялся на локте. По-новому посмотрел на Анну.
— Только не говори, что на ландшафтный дизайн. Там сейчас одни ново-русские курицы учатся. Грядки по-японски разбивать.
Анна хихикнула.
— На реставратора.
Корсаков покачал головой.
— Не поступишь, могу устроить подмастерьем к хорошему мастеру. Год за ним ведро с краской поносишь, считай, что институт с отличием закончишь.
— А иначе нельзя? Без ведра?
— Иначе — на ландшафтный. И папа пусть фирму тебе откроет.
Анна подлетела, обхватила Корсакова за голову, вдавила в подушку.
— Я тебя убью! — смеясь, прошептала она.
— За что?
— Чтобы никому не достался.
Она надолго припала к его губам. Корсаков, млея, подумал, что еще секунда, и он сам уже ее никуда не отпустит.
Анна высвободилась из его рук, выпрямилась на коленях. Схватила с тарелки тост, захрумчала крепкими зубками.
— М-м… Значит, так. Холодильник в твоем полном распоряжении, там всего полно. До вечера хватит. Остаешься под домашним арестом. Но если надо, запасной ключ я оставила на полочке под зеркалом. Тебе в город надо?
— Пока не знаю.
— Вот и валяйся.
Она встала, оправила юбку.
— Кстати, знаешь, что такое идеальный муж?
Корсаков такого оборота не ожидал и невольно затаился.
— Ну?
— Толстый, добрый и ленивый. Типа Обломова. Его где положишь, там и найдешь.
Она напоследок чмокнула Корсакова в щеку, выскочила в прихожую.
— Я убежала!
Хлопнула входная дверь. Щелкнул ключ в замке.
Корсаков отвалился на подушки.
* * *
В раю времени нет.
Корсаков ни разу не спросил себя, который час. Вполне хватило того, что солнце примерно добралось до зенита. Точнее знать о времени он не хотел. И о мире за окном тоже. Ну есть, и бог с ним. Бегают по улицам братья-близнецы, ищет милиция, выпустил Жук своих волчат на охоту, черт с ними. Пусть веселятся. Он, Корсаков, будет отдыхать и набираться сил. Если выпал такой шанс, то грех не воспользоваться. Как в свое время поучал Славка-Бес: «Бегать надо от норки к норке. Больше норок, дольше жизнь».
Игорь слонялся по квартире с двумя контрольными точками на маршруте: тахта и холодильник. Как всегда бывало, когда стресс ослаблял свою стальную хватку, аппетит проснулся неуемный.
«Еще два подхода, и жарю мясо. Хватит кусочничать, так можно и ноги до мозолей стоптать», — решил он, валясь на тахту с огромным бутербродом в одной руке и яблоком в другой.
Под локоть попала плоская коробочка. Прикусив бутерброд, Корсаков освободил руку и сунул ее под подушку. Достал пульт.
Поискал глазами телевизор или музыкальный центр. В комнате ничего подобного не было. Решил выяснить «методом тыка» и нажал кнопку «power» на пульте.
В тумбе стола гулко щелкнуло, и сразу же скороговоркой забубнила дикторша.
— Оригинально.
Корсаков открыл дверцу тумбы, вернулся на тахту. Оказалось, что телевизионный «ящик» можно смотреть только лежа на тахте или сидя на полу.
«Все же лучше, чем вешать, как икону в красный угол», — после недолгого размышления оценил концепцию Корсаков.
