Корсаков сгреб с матраса тюбики с краской и объедки, плюхнулся туда, где было меньше пятен и, застонав, привалился к стене.
— Может надо чего, Игорек? Ты скажи, я в момент сбегаю.
— Не суетись, дед, дай подумать. — Корсаков собрался с мыслями. — Так… Вадика не видел?
— Не, никого не видал. Кто тебя так уделал, а?
— Не представились…
«Анну папаша увез, это ясно, — рассудил Корсаков. — А вот куда Владик делся? Может, папаша грохнул? Мог, как муху. Только не здесь. Отвезли в тихое место и забили до полной неузнаваемости. Вот черт, жаль парня! Предупреждал же, все проблемы от баб. Начиная с трипака и заканчивая алкоголизмом».
— Может, полстаканчика примешь, а? — участливо спросил Трофимыч.
— Полстаканчика? — с сомнением переспросил Игорь, проверяя свои ощущения.
— Чисто для здоровья. Когда мудохают, надо либо до, либо сразу опосля на грудь принять. Тогда оно легче проходит. По себе знаю, Игорек.
— Если угостишь, за мной не пропадет, сам знаешь, — решился Корсаков.
Трофимыч метнулся в дверь, затопал по лестнице. Через минуту вернулся с почти полной майонезной банкой, в которой плескалась прозрачная жидкость. Поверх банки положил бутерброд с засохшим сыром и рваную газету.
— Вот, спиртяшкой разжились, — похвалился он. — Не боись, не «Рояль» какой, а натуральный медицинский! Тебе разбодяжить, али так примешь?
— Так.
— И правильно. Что продукт портить. — Трофимыч прыснул немного спирту на газету и протянул ее Корсакову. — На, приложи к морде. Оттянет опухоль. Однако, все равно завтра будешь разноцветный, чисто — светофор.
— Переживу.
— За запивочкой сгонять, али так проглотишь?
— Так.
— Вот и ладушки, — радостно кивнул Трофимыч. — Так даже пользительней. Его в нутрях мешать никак нельзя. Сгоришь, как мой свекор. Мастер был по этой части. Ведро в один присест в одну харю мог уговорить. А раз всего запил — и прямо на месте помер.
Игорь изготовился, отставив локоть. И залпом отпил полбанки. Спирт обжег разбитые губы, взорвался огненной бомбой в желудке, жаром выстрелил в голову. Боль в ребрах сразу же притупилась.
Трофимыч услужливо поднес раскуренную сигаретку без фильтра.
— Уф, — с облегчением выдохнул дым Корсаков. — Спасибо, выручил. Ты иди, Трофимыч. Я дальше сам.
Трофимыч пошарил по карманам, вытащил смятую пачку «Примы» и положил Игорю под руку.
— Вот еще тебе. Ну, давай, лечися.
Уже с порога он, оглянувшись, добавил:
— Только не помирай, паря, ладно?
— Постараюсь, — усмехнулся Игорь.
И тут же охнул от выстрела боли в груди. Сразу же захотелось умереть. Не столько от боли, сколько от тоски и безысходности.
Корсаков ничком упал на матрас. Свернулся в калачик и забылся полуобморочным, тревожным сном.
Из окна сквозило, и он, выпростав руку, притянул к себе валявшийся возле матраса плащ, заворочался, пытаясь натянуть на себя.
Пальцы попали в карман. Он машинально пошарил.
И обмер. Сон испарился, оставив в голове тяжелый перегарный смог.
Корсаков вытащил руку из кармана и поднес находку к глазам.
Раскатал свернутую в трубочку зеленую бумажку. Осторожно, еще не веря в чудо, положил стодолларовую купюру на пачку «Примы».
Просчитав в уме все возможные варианты, нашел простое объяснение этому чуду.
— Папаша, за такую дочь я прощаю вам все, — прошептал Корсаков.
Он почувствовал, как в тело медленно возвращается жизнь. Даже боль от побоев стала вполне терпимой.
* * *
У метро «Арбатская» он обменял сто долларов. В «Новоарбатском» купил целый пакет еды, ящик пива для себя и бутылку водки Трофимычу за заботу.
В бомжатском общежитии никого не было, наверное, все ушли на вечерний промысел. Игорь отнес провизию в свою комнату. Посмотрел на разгром, махнул рукой: ни сил, ни желания наводить порядок не было. Рассовал по карманам плаща три бутылки пива, отломил полпалки копченой колбасы, взял сдобную булку. Спустился во двор и уселся на остов скамейки.
Корсаков грелся в теплых лучах солнышка и потягивал пиво. Со стороны могло показаться, кайфует человек. Устроил себе маленький праздник.
А пил он без особой охоты и удовольствия, исключительно в лечебных целях: после суточной пьянки, с мордобоем в финале, так просто не оклемаешься. Возраст не тот, здоровье не то. Это в двадцать лет неделю пьешь — день пластом лежишь, а теперь наоборот: день пьешь — три валяешься.
