|
| "I want to tell you, brother gentles, what our brotherhood is. | - Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. |
| You have heard from your fathers and grandfathers in what honour our land has always been held by all. We made ourselves known to the Greeks, and we took gold from Constantinople, and our cities were luxurious, and we had, too, our temples, and our princes-the princes of the Russian people, our own princes, not Catholic unbelievers. | Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. |
| But the Mussulmans took all; all vanished, and we remained defenceless; yea, like a widow after the death of a powerful husband: defenceless was our land as well as ourselves! | Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! |
| Such was the time, comrades, when we joined hands in a brotherhood: that is what our fellowship consists in. | Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! |
| There is no more sacred brotherhood. | Нет уз святее товарищества! |
| The father loves his children, the mother loves her children, the children love their father and mother; but this is not like that, brothers. The wild beast also loves its young. | Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. |
| But a man can be related only by similarity of mind and not of blood. | Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. |
| There have been brotherhoods in other lands, but never any such brotherhoods as on our Russian soil. | Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. |
| It has happened to many of you to be in foreign lands. You look: there are people there also, God's creatures, too; and you talk with them as with the men of your own country. But when it comes to saying a hearty word-you will see. No! they are sensible people, but not the same; the same kind of people, and yet not the same! | Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь - и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, - видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! |
| No, brothers, to love as the Russian soul loves, is to love not with the mind or anything else, but with all that God has given, all that is within you. Ah!" said Taras, and waved his hand, and wiped his grey head, and twitched his moustache, and then went on: "No, no one else can love in that way! | Нет, братцы, так любить, как русская душа, -любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а... - сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! |
| I know that baseness has now made its way into our land. Men care only to have their ricks of grain and hay, and their droves of horses, and that their mead may be safe in their cellars; they adopt, the devil only knows what Mussulman customs. They speak scornfully with their tongues. They care not to speak their real thoughts with their own countrymen. They sell their own things to their own comrades, like soulless creatures in the market-place. | Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. |
| The favour of a foreign king, and not even a king, but the poor favour of a Polish magnate, who beats them on the mouth with his yellow shoe, is dearer to them than all brotherhood. | Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. |
