|
| He fixed his eyes more intently on them, to see whether they were asleep or dead; and, at the same moment, stumbled over something lying at his feet. | Он вперил глаза внимательней, чтобы рассмотреть, заснувшие ли это были или умершие, и в это время наткнулся на что-то лежавшее у ног его. |
| It was the dead body of a woman, a Jewess apparently. | Это было мертвое тело женщины, по-видимому, жидовки. |
| She appeared to be young, though it was scarcely discernible in her distorted and emaciated features. | Казалось, она была еще молода, хотя в искаженных, изможденных чертах ее нельзя было того видеть. |
| Upon her head was a red silk kerchief; two rows of pearls or pearl beads adorned the beads of her head-dress, from beneath which two long curls hung down upon her shrivelled neck, with its tightly drawn veins. | На голове ее был красный шелковый платок; жемчуги или бусы в два ряда украшали ее наушники; две-три длинные, все в завитках, кудри выпадали из-под них на ее высохшую шею с натянувшимися жилами. |
| Beside her lay a child, grasping convulsively at her shrunken breast, and squeezing it with involuntary ferocity at finding no milk there. He neither wept nor screamed, and only his gently rising and falling body would have led one to guess that he was not dead, or at least on the point of breathing his last. | Возле нее лежал ребенок, судорожно схвативший рукою за тощую грудь ее и скрутивший ее своими пальцами от невольной злости, не нашед в ней молока; он уже не плакал и не кричал, и только по тихо опускавшемуся и подымавшемуся животу его можно было думать, что он еще не умер или, по крайней мере, еще только готовился испустить последнее дыханье. |
| They turned into a street, and were suddenly stopped by a madman, who, catching sight of Andrii's precious burden, sprang upon him like a tiger, and clutched him, yelling, | Они поворотили в улицы и были остановлены вдруг каким-то беснующимся, который, увидев у Андрия драгоценную ношу, кинулся на него, как тигр, вцепился в него, крича: |
| "Bread!" | "Хлеба!" |
| But his strength was not equal to his madness. Andrii repulsed him and he fell to the ground. | Но сил не было у него, равных бешенству; Андрий оттолкул его: он полетел на землю. |
| Moved with pity, the young Cossack flung him a loaf, which he seized like a mad dog, gnawing and biting it; but nevertheless he shortly expired in horrible suffering, there in the street, from the effect of long abstinence. | Движимый состраданием, он швырнул ему один хлеб, на который тот бросился, подобно бешеной собаке, изгрыз, искусал его и тут же, на улице, в страшных судорогах испустил дух от долгой отвычки принимать пищу. |
| The ghastly victims of hunger startled them at every step. | Почти на каждом шагу поражали их страшные жертвы голода. |
| Many, apparently unable to endure their torments in their houses, seemed to run into the streets to see whether some nourishing power might not possibly descend from the air. | Казалось, как будто, не вынося мучений в домах, многие нарочно выбежали на улицу: не ниспошлется ли в воздухе чего-нибудь, питающего силы. |
| At the gate of one house sat an old woman, and it was impossible to say whether she was asleep or dead, or only unconscious; at all events, she no longer saw or heard anything, and sat immovable in one spot, her head drooping on her breast. | У ворот одного дома сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто позабылась: по крайней мере, она уже не слыхала и не видела ничего и, опустив голову на грудь, сидела недвижимо на одном и том же месте. |
| From the roof of another house hung a worn and wasted body in a rope noose. | С крыши другого дома висело вниз на веревочной петле вытянувшееся, иссохшее тело. |
| The poor fellow could not endure the tortures of hunger to the last, and had preferred to hasten his end by a voluntary death. | Бедняк не мог вынести до конца страданий голода и захотел лучше произвольным самоубийством ускорить конец свой. |
| At the sight of such terrible proofs of famine, Andrii could not refrain from saying to the Tatar, | При виде сих поражающих свидетельств голода Андрий не вытерпел не спросить татарку: |
