Тарас Бульба - страница 12

Шрифт
Интервал

стр.

Вот уже один только шест над колодцем с привязанным вверху колесом от телеги одиноко торчит в небе; уже равнина, которую они проехали, кажется издали горою и все собою закрыла. - Прощайте и детство, и игры, и всё, и всё!
CHAPTER IIII
All three horsemen rode in silence.Все три всадника ехали молчаливо.
Old Taras's thoughts were far away: before him passed his youth, his years-the swift-flying years, over which the Cossack always weeps, wishing that his life might be all youth.Старый Тарас думал о давнем: перед ним проходила его молодость, его лета, его протекшие лета, о которых всегда плачет козак, желавший бы, чтобы вся жизнь его была молодость.
He wondered whom of his former comrades he should meet at the Setch.Он думал о том, кого он встретит на Сечи из своих прежних сотоварищей.
He reckoned up how many had already died, how many were still alive.Он вычислял, какие уже перемерли, какие живут еще.
Tears formed slowly in his eyes, and his grey head bent sadly.Слеза тихо круглилась на его зенице, и поседевшая голова его уныло понурилась.
His sons were occupied with other thoughts.Сыновья его были заняты другими мыслями.
But we must speak further of his sons.Но нужно сказать поболее о сыновьях его.
They had been sent, when twelve years old, to the academy at Kief, because all leaders of that day considered it indispensable to give their children an education, although it was afterwards utterly forgotten.Они были отданы по двенадцатому году в Киевскую академию, потому что все почетные сановники тогдашнего времени считали необходимостью дать воспитание своим детям, хотя это делалось с тем, чтобы после совершенно позабыть его.
Like all who entered the academy, they were wild, having been brought up in unrestrained freedom; and whilst there they had acquired some polish, and pursued some common branches of knowledge which gave them a certain resemblance to each other.Они тогда были, как все поступавшие в бурсу, дики, воспитаны на свободе, и там уже они обыкновенно несколько шлифовались и получали что-то общее, делавшее их похожими друг на друга.
The elder, Ostap, began his scholastic career by running away in the course of the first year.Старший, Остап, начал с того свое поприще, что в первый год еще бежал.
They brought him back, whipped him well, and set him down to his books.Его возвратили, высекли страшно и засадили за книгу.
Four times did he bury his primer in the earth; and four times, after giving him a sound thrashing, did they buy him a new one.Четыре раза закапывал он свой букварь в землю, и четыре раза, отодравши его бесчеловечно, покупали ему новый.
But he would no doubt have repeated this feat for the fifth time, had not his father given him a solemn assurance that he would keep him at monastic work for twenty years, and sworn in advance that he should never behold Zaporozhe all his life long, unless he learned all the sciences taught in the academy.Но, без сомнения, он повторил бы и в пятый, если бы отец не дал ему торжественного обещания продержать его в монастырских служках целые двадцать лет и не поклялся наперед, что он не увидит Запорожья вовеки, если не выучится в академии всем наукам.
It was odd that the man who said this was that very Taras Bulba who condemned all learning, and counselled his children, as we have seen, not to trouble themselves at all about it.Любопытно, что это говорил тот же самый Тарас Бульба, который бранил всю ученость и советовал, как мы уже видели, детям вовсе не заниматься ею.
From that moment, Ostap began to pore over his tiresome books with exemplary diligence, and quickly stood on a level with the best.С этого времени Остап начал с необыкновенным старанием сидеть за скучною книгою и скоро стал наряду с лучшими.
The style of education in that age differed widely from the manner of life. The scholastic, grammatical, rhetorical, and logical subtle ties in vogue were decidedly out of consonance with the times, never having any connection with, and never being encountered in, actual life.Тогдашний род учения страшно расходился с образом жизни: эти схоластические, грамматические, риторические и логические тонкости решительно не прикасались к времени, никогда не применялись и не повторялись в жизни.

стр.

Похожие книги