He went off upon the steppe as though to hunt; but the charge remained in his gun, and, laying down the weapon, he would seat himself sadly on the shores of the sea. | Он уходил в луга и степи, будто бы за охотою, но заряд его оставался невыстрелянным. И, положив ружье, полный тоски, садился он на морской берег. |
He sat there long with drooping head, repeating continually, | Долго сидел он там, понурив голову и все говоря: |
"My Ostap, my Ostap!" | "Остап мой! Остап мой!" |
Before him spread the gleaming Black Sea; in the distant reeds the sea-gull screamed. His grey moustache turned to silver, and the tears fell one by one upon it. | Перед ним сверкало и расстилалось Черное море; в дальнем тростнике кричала чайка; белый ус его серебрился, и слеза капала одна за другою. |
At last Taras could endure it no longer. | И не выдержал наконец Тарас. |
"Whatever happens, I must go and find out what he is doing. Is he alive, or in the grave? | "Что бы ни было, пойду разведать, что он: жив ли он? в могиле? или уже и в самой могиле нет его? |
I will know, cost what it may!" | Разведаю во что бы то ни стало!" |
Within a week he found himself in the city of Ouman, fully armed, and mounted, with lance, sword, canteen, pot of oatmeal, powder horn, cord to hobble his horse, and other equipments. | И через неделю уже очутился он в городе Умани, вооруженный, на коне, с копьем, саблей, дорожной баклагой у седла, походным горшком с саламатой, пороховыми патронами, лошадиными путами и прочим снарядом. |
He went straight to a dirty, ill-kept little house, the small windows of which were almost invisible, blackened as they were with some unknown dirt. The chimney was wrapped in rags; and the roof, which was full of holes, was covered with sparrows. | Он прямо подъехал к нечистому, запачканному домишке, у которого небольшие окошки едва были видны, закопченные неизвестно чем; труба заткнута была тряпкою, и дырявая крыша вся была покрыта воробьями. |
A heap of all sorts of refuse lay before the very door. | Куча всякого сору лежала пред самыми дверьми. |
From the window peered the head of a Jewess, in a head-dress with discoloured pearls. | Из окна выглядывала голова жидовки, в чепце с потемневшими жемчугами. |
"Is your husband at home?" said Bulba, dismounting, and fastening his horse's bridle to an iron hook beside the door. | - Муж дома? - сказал Бульба, слезая с коня и привязывая повод к железному крючку, бывшему у самых дверей. |
"He is at home," said the Jewess, and hastened out at once with a measure of corn for the horse, and a stoup of beer for the rider. | - Дома, - сказала жидовка и поспешила тот же час выйти с пшеницей в корчике для коня и стопой пива для рыцаря. |
"Where is your Jew?" | -Где же твой жид? |
"He is in the other room at prayer," replied the Jewess, bowing and wishing Bulba good health as he raised the cup to his lips. | - Он в другой светлице молится, - проговорила жидовка, кланяясь и пожелав здоровья в то время, когда Бульба поднес к губам стопу. |
"Remain here, feed and water my horse, whilst I go speak with him alone. | - Оставайся здесь, накорми и напои моего коня, а я пойду поговорю с ним один. |
I have business with him." | У меня до него дело. |
This Jew was the well-known Yankel. | Этот жид был известный Янкель. |