Тараканы - страница 6

Шрифт
Интервал

стр.

Блатта торопливо просматривал бумаги. В последний раз, наспех. А сейчас предстоит возиться здесь с делегацией этих черных дикарей, показывать им исторические достопримечательности, гулять с ними под кадкой с древним фикусом. Фикус–пикус! И никому не интересно, что он не любит природу. Те будут оглядываться по сторонам, высматривая местных длинноногих и рыжих красоток, а он толерантно этого не замечать. Примитивная дикарская похоть!

* * *

На кухне капал кран. Капли монотонно тюкались в раковину. Жажда тянула туда. Ермак, сидевший на кровати, наконец, встал. Вслед запоздало зазвенел будильник.

Кухня поразила разгромом, количеством пустых бутылок вокруг и объедков на столе. Так значит, они продолжали загул здесь, в его почти холостяцкой квартире. Это тут он рассказывал Славке Ухъянкину о тараканьей суете, которая почему–то заменяет жизнь. Еще Славка горячо уговаривал его бросить свой банк и идти работать сантехником в ЖКХ, а он горячо соглашался.

Ермак допил пиво из полупустой бутылки. Зеркало над раковиной правдиво отразило его лицо. Отразившегося уже с трудом можно было назвать молодым человеком. Один из тех, кого на улице называют так только из вежливости. Волосы еще больше поредели, даже снаружи заметны чуть белеющие под кожей потеки жира. На щеках и стекающие на подбородок. Неужели это видит не только он?

И как жить дальше этому человеку? А он привык существовать так, как ему разрешают. Идти в ту сторону, куда велят. Идти или стоять. Когда это кому–то необходимо.

«А может, правильно говорил Славка Ухъянкин? — Пришла в голову внезапная мысль. — Может, действительно бросить этот банк? Вот так, размахнуться и бросить! И на самом деле пойти в ЖЭК сантехником. По–настоящем!»

Теперь Ермак ходил по комнате, надуваясь решимостью.

«Стать пролетарием!»

Это слово он впервые услышал вчера, в разговоре со стариком–сантехником возле банковского гальюна. Тяжело будет? Ничего, ведь до сих пор было так: он по восемь часов работает в банке, а вечером обычно еще напрягается в спортзале. Вернее, напрягался, потому что денег теперь нет. По физнагрузке, наверняка, тоже, что один полноценный сантехнический рабдень. Отец всегда говорил, что настоящая работа — только та, что делается руками. Кажется, только сейчас Ермак это понял. Согласился.

Отец постоянно ходил дома с засученными рукавами, высматривал, что надо поправить, починить. Ермак только сейчас заметил, что рукава у него тоже засучены.

Понятная только русскому человеку горькая радость падения. Теперь он будет жить примитивной и честной жизнью. Не теряя достоинства, не сгибаясь и не ломаясь от горьких ударов судьбы, нести в семью трудно заработанные левые рубли. Не позорные, не воровские, не жалкие спекулянтские, а тяжело заработанные. Когда приедет жена и, не дай бог, теща, их встретит суровый и немногословный слесарь ЖКХ. Дружный крик сразу из двух бабьих глоток заткнут тяжелые от его пота хрусты. Брошенные и рассыпавшиеся на этом вот столе.

«Надо успеть побольше нашабашить и хорошо бы разменять их помельче, чтоб пачечка солиднее выглядела».

На ходу между этим кружением сварил кашу. Из желтой пшенной крупы, самой дешевой. Теперь он будет есть только такую. Жизнь будет строгая и экономная. Жалко так тяжело достающиеся деньги.

Каша — всего лишь разварившиеся в горячей воде семена растений. Она почему–то сварилась плохо, пригорела и прилипла к днищу кастрюли.

Постепенно оделся. Отнял у кошки спортивные штаны, синие, с лампасами. Жена давно сделала из них кошачье гнездышко. Пиджак, самый старый, на футболку. Белые рубашки теперь не понадобятся, никогда.

Горбушку черного хлеба натер чесноком, обильно: на всю горбушку одну дольку, как в суровом коммунальном детстве. Поел прямо из банки кильку в томате. Надо найти валяющийся где–то на антресолях фамильный самогонный аппарат. Виски вчера он пил, наверное, не только в первый, но и в последний раз.

Неутомимо продолжал искать приложения силам. Наточил подвернувшийся под руку нож. Закусив папиросу, такой уместный сейчас «Беломор», починил в гальюне давно сломанную ручку, совмещенную с замком. Позолоченную, какую–то неприятно гламурную для пролетарского глаза. Получилось быстро, такого он и не ожидал от самого себя.


стр.

Похожие книги