– Плевать, – отмахнулась она, – мне так удобно. Приму ванну, потом оденусь.
Не успел закончиться этот диалог, как на веранду со стороны моря вошел Гудрон. На секунду он опешил, увидев обнаженную девушку, и даже сделал шаг назад со ступеньки. Дина засмеялась:
– О, вот он, непобедимый Гудрон, гроза эльфов, великий и ужасный! Меня испугался?
Орк хмыкнул:
– Конечно испугался. Ты себя в зеркале видела? На голове – воронье гнездо, груди висят, как у старухи, пузико и кривые тонкие ножки. – В ту же секунду он перемахнул через перила веранды и пригнулся, пропуская над собой крышку от сахарницы – первое, что подвернулось «боевой подруге» под руку. Следом о перила вдребезги разлетелось блюдце. Бросок чашки перехватил Серега.
– Пусти, – взвизгнула Дина, – я ему покажу пузико и кривые ножки!
– Да не хочу я на них смотреть, – покатывался от хохота Гудрон, – еще кошмары будут сниться. Я Сергею Владимировичу всей душой сочувствую – не приведи Мелькор такое солнышко с утра узреть. Не зря тебя Энамир прогнал, ой, не зря.
Дина зарычала, вывернулась из Серегиных рук и, схватив со стола вилку, бросилась за орком, который теперь улепетывал по кромке берега. Вернулись они минут через десять. Гудрон принес перемазанную в соли и песке девушку на руках и аккуратно поставил на пол веранды.
– Навоевалась?
Дина гордо задрала голову и молча прошлепала по веранде в сторону ванной. Гудрон отряхнул руки и колени от песка и присел в свободное кресло.
– Спасибо, Гудрон-батыр, – Попов вытер слезы, – давно так не смеялся.
– Рад служить, – развел лапищами урук, – да и мне приятно, давно девок не мял.
Серега смутился:
– Извини, Гудрон, как-то я и не подумал. Ты все время при мне. Может, отдохнешь недельку-другую, мне все равно здесь сидеть, Повелителя ждать?
– Служба есть служба, – серьезно ответил орк, – развлечения потом. Я к вам с новостями, господин.
– Слушаю, – подобрался Попов.
– Повелителя задерживают проблемы на западе, господин. Он хотел лично поблагодарить вас за проявленную доблесть и вручить награду – вот это имение, – Гудрон повел рукой вокруг, – но не успел к вашему приезду. Теперь вы владеете и домом, и землей, которая к нему прилагается. Повелитель приказал вам отдыхать, но быть в полной готовности к походу. Как только пройдет весенний паводок на Андуине, по Эрегиону будет нанесен смертельный удар, и он навсегда перейдет под власть Мордора. К этому все готово, ваша машина под присмотром Анариона будет доставлена к месту переправы на Андуине в нужное время.
– А мы как туда попадем?
– Повелитель не сообщил мне об этом, господин. Доедем потихоньку на лошадках.
– Обрадовал, – закряхтел Серега, – у меня еще от этой поездки синяки не прошли.
– Тренировка, господин, все дело в ней. Можно каждый вечер совершать конные прогулки вдоль берега. Это и полезно, и приятно.
– Хорошо, – согласился Попов, – уговорил. Завтракать будешь?
* * *
В беззаботном ничегонеделании прошли две недели. Весна на Нурнене набирала силу. Шумели грозы, приносимые северо-восточными ветрами. Накатывали тревожащие душу ароматы цветущих садов. Не давали заснуть ночами соловьиные трели и горячие девичьи объятия. Попову начинало казаться, что так было всегда. Не было никакого прежнего мира с его заботами и тревогами. Он виделся теперь Сереге сном, и даже родной дом, к которому так стремилась душа, подернулся в сознании серой пеленой забвения. Он все реже вспоминал мать и бабушку, а если вспоминал, то почему-то только плохое. Даже Иринка теперь казалась злобной стервой, специально причинявшей ему боль.
Сергей Владимирович Попов, мамин сын и бабушкин внук, примерный советский гражданин и верный присяге курсант медленно, но верно превращался в капитана Мордора. Неожиданно он понял, как приятно делать больно другим. Одним из вечеров, посреди любовной утехи, Попов вывернул Дине руку за спину так, что она закричала. Серега испытал возбуждение, о котором и не подозревал раньше.
– Пусти, дурак! – визжала девушка. – Руку сломаешь!
В ответ он еще сильнее надавил на локоть, почти вывернув плечевой сустав. Дина судорожно всхлипнула, визг перешел в стон, и только тогда опомнился, отпустил руку. Девушка отползла от него в угол кровати и там свернулась в клубок, баюкая поврежденную руку и беззвучно плача. Попов испытал мгновенное острое чувство вины, но уже сумел ему не поддаться: