Ну вот, ночь пролежали, и пришлось днем вместо отдыха через лес бежать. Но мы же – уруки! Стиснули зубы, бежим. С одной стороны хорошо, что в лесу: солнце не так достает. С другой стороны, в лесу на вторую ночь уже никому оставаться неохота. Поэтому – бежим, даже легкораненые не отстают.
– А тяжелые как? – вклинился в мемуары орка Попов.
– Чего – как? – удивился Гудрон. – Я же сказал, семнадцать трупов на тропинке осталось.
– Добили?
– Не, блин, мы их эльфам оставили для забавы, – фыркнул орк.
– Они бы все равно умерли по дороге, Сергей Владимирович, – пояснил Анарион, – а отряд бы связали по рукам и ногам.
– Ну, я об этом и говорю, – продолжил Гудрон, – торопились изрядно, но до опушки так и не добрались. Делать нечего, одна надежда, что эльфы отстали. Продолжаем бежать, дозоры уже не высылаем – все боятся. К полуночи решили передохнуть часок в овраге. Часовых еле-еле пинками на край оврага выгнали, остальные лежат на дне, отдышаться не могут. Благо ручеек по оврагу бежал, пьем понемногу. И только я восстановил дыхание и к воде полез, наверху какое-то шуршание и вниз кувырком – один из часовых. Мертвый, естественно. И началось – то оттуда стрела, то отсюда. Попытались на них выскочить, все без толку – нет никого перед нами, а в спину уже стрелы летят. Делать нечего – бежим дальше. Уже вторые сутки пошли без сна, качает нас на ходу, но бежим.
Под утро вышли в степь, пересчитались в каком-то перелеске – шестьдесят пять нас осталось. Тридцать пять орков за двое суток, а у противника по-прежнему потерь нет. Спать охота – ужас, глаза на ходу закрываются. Попадали прямо в этом перелеске и проспали до темноты. Эльфийские призраки где-то, видать, подзадержались, а то я бы с вами сейчас не разговаривал – нас там всех передушить было можно, как цыплят.
– Повезло, – со знанием дела сказал Попов, припомнив, как сам спал в различных нарядах и караулах, обходясь пока без неприятных последствий.
– Это точно, – согласился Гудрон, – повезло, но ненадолго. Как темнеть начало, народ в себя пришел, попросыпались, давай шастать по окрестностям, свежатинку искать, сухарник-то всем надоел до блевотины. Ну и нашли, чего не искали. Спустились два урука в балочку, норы кроличьи посмотреть, и все. Никто и не видел, как они уходили. Хватились, когда строиться начали. Стали следы искать. Нашли – в балку две пары орочьих лап спускаются, а потом к их следам еще две пары присоединяются, только след легкий-легкий, иногда кажется, что просто ветром траву примяло. И следы наших тут же исчезают – ни крови, ни трупов, ничего. Испарились. Уже шестьдесят три орка осталось, заметили?
– Заметили, – фыркнул Анарион, – давай закругляйся, а то до вечера считалочку не закончим.
– Злой ты, – сокрушенно вздохнул орк, – вместо того, чтобы в назидание потомкам мемуары ветерана записывать, ерничаешь. Тут, может быть, любая подробность важна, самая малюсенькая деталька дорогого стоит, это ж опыт боевой, бесценный. А ты – закругляйся. Злой. Все вы, нуменорцы, такие, не зря вас Повелитель не любит.
– Ага, можно подумать, вас в Лугбурзе во все остро пахнущие места расцеловали, когда вы с такими потерями притащились?
– Да нет, – смутился Гудрон, – командир под арест попал на шесть месяцев с принудительными работами. Дорожку гравием отсыпал от ворот Лугбурза до Ородруина. Красиво получилось, я видел.
– Тоже успел поработать? – съязвил Анарион.
Орк смутился еще больше:
– Ну, в общем, да. Я же командиром десятка был. Всех нас трибунал разжаловал и впаял по полной: бывшему сотнику – полгода принудиловки, пятидесятникам – три месяца, десятникам – месяц. Рядовых, кто живой остался, пораскидали по другим подразделениям. Хорошо, хоть войны большой не было, точно в штрафники бы нас закатали, и мостил бы я собой какой-нибудь крепостной ров в Эрегионе.
– Круто, – посочувствовал Попов, – я только про трибунал не понял.
– А что тут непонятного?
– Я думал, что у вас все Повелитель решает.
– Так-то оно так, – почесал череп Гудрон, – но в таких делах он предпочитает справедливый суд. Там один заседатель от уруков, один от снаг, от людей – двое, нуменорец и харадрим. Если голоса делятся, Повелитель отдает голос за то решение, которое ему больше по душе. Но если трое «за», а один – «против», даже Повелитель не может изменить приговор. Помиловать своей властью может, а приговор – никак. Мордор – правовое государство.
