– Кто ж его знает? – развел руками инженер, – Война есть война, и никогда она гуманной не была и не будет. Необходимость вообще жестокая вещь, а уж необходимость военная… Думаю, в жертву любимой родине она принесла бы не только вас или меня, но и себя бы не пожалела. Вполне при этом допускаю, что потом долго бы ревела над вашим обугленным трупом. Война…
– Спасибо, утешили. A la guerre comme a la guerre, – расстроился Серега. Мысль о том, что кто-то будет рыдать над твоим трупом, слегка тешила самолюбие, но ключевым словом здесь был все-таки «труп», что абсолютно не вдохновляло.
– Это чего? – насторожился Гудрон.
– На войне, как на войне, – охотно пояснил Анарион, – товарищ прапорщик частенько так говаривал. Особенно когда разрывалась очередная пушка и остатки орков приходилось соскребать с окрестных камней. Как ты понимаешь, Сергею Владимировичу крайне неприятна мысль о том, что его бывшая, ммм, так сказать, подруга в пылу схватки готова была его уничтожить. Насмерть и любыми известными способами.
– Так и я ему о том же говорил. В бою – голыми руками задушил бы, – орк потряс в воздухе внушительными лапищами, – а так вот, сейчас, пытаюсь спасти.
– Видите, Сергей Владимирович, – усмехнулся Анарион, – у нашего Гудрона такая же нежная, ранимая и непостоянная натура, как и у молодой женщины-полуэльфа. А некоторые еще пытаются утверждать, что уруки – это примитивные и всесторонне ограниченные громилы, лишенные чувств и фантазии.
– Не понял! – зарычал орк. – Мне сдается, что эта хитрая нуменорская морда меня дважды, нет, трижды оскорбила! Дуэль и только дуэль!
– Да ну вас, ей-богу, прекращайте балаган, – решительно прервал их Попов, – давайте думать, как мы ее из лагеря выведем и кому передадим? Чем дольше она в машине сидит, тем толще веревка на наших шеях становится.
– Ну, к кому пойти, я думаю, она и сама знает, – почесал бровь Анарион. – наше дело ее одеть, снабдить всем необходимым и незаметно вывести. Как мыслится мне, недостойному, легче всего это сделать на марше, во время большого привала. Снаги Зиргановы дрыхнут, а всем остальным будет не до нашей платформы. Наденет плащ и проскользнет, как мелкая рыбешка через крупную сеть.
– Разумно, – одобрил орк, – похоже, так она от нас и до этого ушла. Я вот только подумал, если она так легко из колонны сбежала, то таким же путем к нашему танку любой эльфийский подонок проберется. Проснемся, а головы под кроватью аккуратно сложены.
– А ты у нас на что? – засмеялся Анарион. – Не спи. Бдительность превыше всего.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – ввернул Попов любимое изречение капитана Малины, еще сильнее развеселив инженера.
– Ну-ну, смейтесь, смейтесь, – не поддержал всеобщего веселья Гудрон, – а я на работу эльфийской войсковой разведки насмотрелся. Гнали они нас как-то вдоль Андуина. За четверо суток отряд из ста уруков уполовинили. И не видели их ни разу, только стрелы из мяса выдергивали, а по следам выходило, что их не больше двух за нами шло. Я еще понимаю, пока мы через лес тащились, а как это у них в чистом поле получалось – до сих пор удивляюсь. Перед самым Мордором только отстали.
– Вдвоем преследовали роту? – удивился Попов.
– Да чтоб у меня все зубы повыпадали, если вру. Лично следы ходил читать – двое. И следы легкие такие, как будто они по траве порхают, а не ходят. Мы больше всего в первую ночь потеряли – маршируем себе через лес, впереди – головная походная застава, сзади и по бокам – дозоры, все по уставу. Ближе к полуночи натыкаемся на головную заставу – лежат голубчики вдоль тропинки, все шестеро, никто пикнуть не успел. Четыре стрелы в глазницах и два перерезанных горла. Пока вокруг них суетились, тыловой дозор ушел на доклад к Мелькору. Трое убито, одного утащили, так и не нашли потом. Вот и вся война – никого не видели, а десятка уже нет. Кругом лес, и сколько мы в него ни таращимся, проку мало. Топчемся на тропе. Пока командиры соображали да порядок наводили, из леса стрелы засвистели. В толпу и слепой попадет. Паника, беготня. Один орет «В атаку!», другой – «Отходим!», а стрелы летят и летят, будто там сотня лучников, не меньше. Наконец, старший, как его звали, уж и не помню, кричит – «Ложись!». Попадали мы, заткнулись постепенно, только раненые стонут да ветер свистит в вершинах. Так и лежали носами в листве, пока светать не начало. Чуть приподнялся выше, чем надо, – пиши пропало. Короче, на этой тропинке еще семнадцать трупов оставили. Уже двадцать семь получается.
