– Это зачем? – удивилась Дина.
– Закрой глаза, – попросил Серега. Девушка послушно зажмурилась. Сердце Попова бешено колотилось где-то в горле, желудок свело спазмом, руки дрожали, едва удерживая кольца. Серега выдохнул и начал сводить вместе два артефакта. Воздух между кольцами заискрил, Попов почувствовал сопротивление, как будто соединял два магнита одноименными полюсами, стиснул зубы, еще немного нажал, и прямо в глаза ударила ослепительная вспышка.
* * *
Темнота и метроном. Бум-бум, бум-бум. «Нет, не метроном. Сердце. Почему-то стучит. Бум-бум. Я же мертвый! Тогда почему: бум-бум? Не должно так быть. И тем не менее: бум-бум, бум-бум. Пальцы рук. Я их чувствую. И пальцы ног. Да и все тело ощущаю. Неужели не сработало? Глаза надо открыть, а открывать страшно. Пока глаза не открыл, предполагать можно все, что угодно. Но делать нечего. Раз я мыслю, то я живой, и посмотреть на окружающий мир все-таки придется».
Серега открыл глаза. Готов он был ко всему: от приветливо улыбающегося Майрона до столь же благожелательного святого Петра. Но увидел он до боли знакомое боевое отделение. В открытые люки падали два столба солнечного света и затекал холодный, Попову даже показалось, что морозный, воздух.
Первым ощущением было отчаяние – танк цел, а капитан Мордора – жив. Живой Серега плюс попытка разрушения ценной боевой машины однозначно равно пыточной Бхургуша. Но несколько секунд паники быстро сменились удивлением – судя по высоте солнца, уже полдень, но до сих пор никто не попытался достать Попова на расправу. К тому же Серега все сильнее мерз. Мелькнула смутная догадка, которая быстро превратилась в уверенность. Попов высунулся в люк – и в глаза ударило ослепительной белизной зимнего поля. Налетевший порыв ледяного ветра снял все сомнения – исчезнув в мире орков, эльфов и гномов, капитан Мордора перестал быть капитаном и вернулся в мир, чудеса принципиально отвергающий.
Вот только эйфории он не испытывал. Хотя бы потому, что Дины не было, зато в пяти метрах от танка стоял растянутый в цепь родной взвод курсанта Попова во главе с Петренко. Ошалевший от внезапного появления танка, сержант несколько секунд беззвучно разевал рот, как рыба на берегу, и, наконец, заорал:
– Попов, сука такая! Ты это как? Где? Мы тебя уже час ищем! А он – на тебе! В «гражданке»! Тебе кто разрешил? Ты зачем связь выключил? А с танком что? Он почему на брюхе лежит? – И еще много вопросов, междометий и нецензурных выражений с сакраментальным завершением: – П…ц тебе от ротного! В отпуске здесь сидеть будешь! На гауптвахте!
Отрешенно глядя на брызжущего слюной Петренко, Серега вдруг ясно увидел свое будущее. Сержант ему уже не начальник. Орать он может до бесконечности, но решать ничего не будет. Разговаривать с ним – все равно что говорить с Зирганом. Другие люди будут заниматься бывшим курсантом. С другими погонами и совсем другими полномочиями.
Этим людям он так и не сможет объяснить, где он был в течение одного часа и сорока пяти минут. Откуда взялся пороховой нагар в стволе орудия и как были сломаны торсионы. Каким образом пистолет начальника караула, погибшего при взрыве эшелона с боеприпасами в Читинской области, через четыре часа оказался в Поволжье.
Нет, конечно, Попов будет отвечать на вопросы, и отвечать очень подробно. Настолько подробно, что люди в погонах в конце концов передадут его людям в белых халатах, и он впервые войдет в кабинет, где сухой желчный доктор начнет заполнять историю болезни:
– Попов Сергей Владимирович, одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, русский, холостой, образование среднее…
