— Мы человеки, а жизнь наша собачья.
— Нерегулярно выплачивает?
— Да нет — регулярно не выплачивает.
— Он у нас экономный — съест вишни, а когда посрёт — посмотрит — нельзя ли компот сварить.
— Саня, у него не тот профиль.
— Эх! Нет правды на земле!
Ладонь с силой припечатала невидимую муху, стол пошатнулся и скрипнул.
— Вот за это обязательно надо выпить.
И мы добили второй.
— Я ударил тёщу мешком по голове, думая, что в нём пыль. А в нём оказался кирпич.
Долго смеялись.
— Ну и налила в пивную бутылку, двухлитровую. Взял её, а она как презерватив. Капает снизу. Всё в тумане, блин. Я за газовый ключ — еле пробку свинтил и в ванну. Воду включил и на карачках оттуда. В голове колокольца звенят, думаю: счас завалюсь и хана. Короче, проветрили квартиру. Заходит она. Глянула на ванну. Посмотрела и говорит — Мог бы и всю помыть. Башка потом болела как хуй с переёба!
— Вот такие, они стервы и есть — хоть сдохни, а…
— Наливай!
— И это правильно. Будем!
— Короче, подваливает энтот каратист — Ну что, Святой, счас я тебе врежу ногой по сусалам и где твой бог? Занёс ногу, и тута будто его заклинило. Выругался и пошкандыбал на шконку. Жека ему вслед посмотрел и…
— Хорош пиздеть, давай наливай — водка выдыхается.
— Чо перебиваешь, еретик?
— А по ёбалу?
— Чо ты его дёргаешь, придурок?
— Припух? Счас щелкану табуретом, аж до жопы сморщишься!
— Вы чо, мужики!
— Ишь, как ему про богоугодные дела слушать не нравится. Бес в ём.
— Да, блядь. — Толян со слезами ударил себя кулаком в загудевшую грудь, — Я, могет и пью всё, что горит и ебу всё, что шевелится, но своим свиным рылом не лезу в калашный ряд, ангелком себя не выставляю. Сижу и в душу никому не лезу! А ты, паскуда, Галку в углу зажал и под юбкой шуровал! А у самого жена и семеро по лавкам.
— Во как. И всё то мы видим, всё мы знаем!
— Это твой бог всё видит и знает, а мы так — бельма залил и хорошо.
— Ну, мужики, давайте за хорошее — ангелов среди нас нету, выпьем…
— Птичка божия не знает ни заботы, ни труда — знай себе поёт, летает и ебётся иногда.
— Матвею больше компоту не наливать!
— Хорош ему — скоро проповедовать начнёт.
— Не, не. Ещё одну — и всё. Вот за то я горькую люблю, так это за аффект. Ну, до того всё красивым становится…
— Красота спасёт мир!
— За красоту!
— Поехали, тут ещё курочка, помидорики остались, закусывайте.
— Мужики, сальцо ешьте! Чо его назад переть?
Двое сцепили пальцы.
— Что слабо? Давай на бутылку!
— Саня, разбивай!
Толян и хозяин огорода, по имени Семён, вылезли из-за стола и стали тужиться.
— Что, совсем охуели? — рявкнул тёзка.
— Эй, мужики! Тут немцев нет! Отойди в угол и газуй!
Толян и Семён послушались.
Потом Семён крикнул:
— Мужики, что б по справедливости. Гляньте, у кого факел сильнее.
Поднёс зажигалку к заднице и пёрнул. Полыхнуло голубое пламя.
Толян бабахнул так, что всем стало ясно — Семён проиграл.
— Один хуй вместе пить будут, — сказал рыжий бугай, по имени Айвар.
— Во как интересно — заметил Матвей — Говоришь по латвийски, а ругаешься по криевиски!
Возвратились спорщики.
— Ну, Сеня, беги на точку, — сказал довольный Толян — Пока Металлист не спит.
Веселье продолжилось — подошли автобусники и водители маршруток. Спирт лился рекой, закусь мешками. Кто-то кричал, кто-то смеялся. Айвар обнял Янку и тихо ему что-то говорил, не слыша храпа своего собеседника. Адам разбил стакан. На счастье гокнули ещё парочку. Я пытался остановить кружащиеся лица. Не удалось. Решил последовать примеру Яниса. Последнее что я помню — голос Толяна:
— Сломался твой корешок.