Как далеко то время, когда моя работа подчинялась погодным условиям! Сейчас небо могло бы упасть на землю, а я едва бы это заметил, сидя в наших бронированных помещениях с кондиционированным воздухом и неоновым освещением. Я вышел из сада, закрыл дверь в сад и направился в отделение интенсивной терапии в скептическом настроении: морозы и ветер в городе, несмотря на их усилия и достойный натиск этим вечером, казались мне весьма робкими по сравнению с нравом их предков, которые действительно закаляли нас изо всех сил.
Не успела автоматическая дверь открыться, как вокруг настало Рождество. Изобилие еловых веток, еловые и сосновые шишки, переплетение гирлянд, шаров, и электрических свечей, в изобилии рассыпанный искусственный снег — все это говорило об огромном энтузиазме, причем детском: это Титуан устроил этот «фейерверк». Вокруг него постоянно снуют медсестры, обихаживают его, играют с ним, подтрунивают. На праздники его родители уехали домой, так что ему немного одиноко. И все же он не скучает, он остается жизнерадостным, веселым, совсем не хмурым.
После Нового года работа возобновилась.
Настало время еженедельного коллоквиума. И там Урс, заведующий кардиологией, заявил нам без всяких предисловий серьезным и явно встревоженным голосом:
— Папа Титуана требует, чтобы мы убрали искусственное сердце и сняли его сына с очереди на трансплантацию.
— Что?!
Я в буквальном смысле подскочил на стуле, настолько меня поразило это неожиданное сообщение, и рухнул обратно, повернувшись к Урсу. Я смотрел на него, остолбенев.
— Это как вообще понимать?
Он так же монотонно повторил:
— Папа Титуана хочет, чтобы мы убрали искусственное сердце и разрешили мальчику вернуться домой.
Та же волна удивления снова пробежала по залу.
— Нет, Урс, погоди. Это еще что за шутки? Все ведь знают, что это невозможно. И они же не отменяли свое родительское согласие на трансплантацию. Ты нам сказок не рассказывай.
— Знаю. Но после возвращения они передумали. Они больше не хотят слышать о трансплантации.
Я обернулся и в изумлении посмотрел на коллег, чтобы убедиться, что мне не померещилось. Урс продолжал:
— Мы имеем дело с людьми другой культуры, у них другие ценности, в том числе в вопросах жизни.
— Да, конечно, Урс, но, в конце концов, здесь речь идет об их ребенке и его жизни, и у нас есть возможность его спасти.
— Знаю, Рене. Поверь мне, я сам рухнул, где стоял, когда они мне об этом сообщили. Я сам подумал, что выпал из реальности. Но, к несчастью, я быстро понял, что это не так и что они не шутят. Я, конечно, попытался их вразумить. Особенно отца. Безнадежно. Он неуступчивый человек, не идет на компромисс.
Никто не проронил ни слова. Через несколько секунд…
— Так, слушай, давай встретимся с ними в моем кабинете и там, на нашей территории, если можно так сказать, попробуем их убедить дать задний ход. Пока что мы не снимаем Титуана с очереди. Если мне позвонят этой ночью и предложат сердце для него, тогда…
Длинная пауза…
— …тогда я даже не знаю, что буду делать.
Он чуть лукаво смотрит на меня, и я заметил на его лице едва заметную тень сомнения, явно противоречащую остаткам моего оптимизма.
Он лишь сказал:
— Желаю удачи.
Я вернулся к себе в полном замешательстве. Передо мной внезапно возник тупиковый путь, на который мы, возможно, свернули по ошибке. Не могло быть и речи о том, чтобы оформить опеку над Титуаном и навязать трансплантацию против воли его родителей. Он же когда-нибудь вернется домой, ведь они с родителями искренне любят друг друга. И тогда велика опасность, что лечением после такой навязанной операции, которое требует больших ограничений, попросту пренебрегут. Пересаженное сердце непоправимо разрушается, если не взять под контроль враждебные проявления его нового окружения, и перестает биться всего через несколько месяцев. Принимая во внимание нехватку трансплантатов, такой риск неоправдан. Слишком много детей, готовых бороться за жизнь, умирают в безнадежном ожидании нового сердца. По отношению к ним потеря даже одного органа недопустима. Что касается перспективы оставить вечно биться это искусственное сердце, громоздкое, запирающее Титуана в больничных стенах… она ненамного реалистичнее. Рано или поздно произойдет какая-нибудь механическая поломка, и все закончится навсегда.
