Я отодвинул в сторону медицинскую карту Титуана, уже раздувшуюся до размеров телефонного справочника, взял лист бумаги, чтобы иллюстрировать свои слова, и начал разговор:
— Как он сегодня, на ваш взгляд?
— Хорошо. Ему скучно, но в остальном все хорошо.
— Действительно, ему лучше. Дышит он тоже лучше.
Без предисловий я перешел к главному:
— Вы знаете, что его сердце стало слабым, даже очень слабым. Пока что ему удается только-только поддерживать кровообращение в состоянии покоя, но при нагрузке это уже не получается. Из-за этой слабости он задыхается от малейшего усилия. Кроме того, сейчас начинает проявляться другая опасность. В таком состоянии может внезапно начаться фибрилляция желудочков, что означает остановку сердца.
Лица родителей застыли.
— К несчастью, не существует операции, которая могла бы сделать сердечную мышцу сильнее, когда она так ослабевает. В случае с Титуаном, учитывая, что его состояние, похоже, ухудшается, есть лишь одно решение, если мы хотим, чтобы он продолжал жить. Заменить ему сердце. Иными словами, провести трансплантацию.
Мама еще больше нахмурилась, но промолчала.
— Если операция удастся, он снова сможет жить хорошо. Даже очень хорошо. Даже если его жизнь никогда не будет полностью нормальной.
— И можно прожить всю жизнь с пересаженным сердцем?
Это мать, она на мгновение вышла из отрешенного состояния.
— Трансплантат сердца работает лет двадцать. В среднем. У ребенка вроде него, в такой ситуации, часто бывает и дольше. А потом мы можем снова заменить пересаженное сердце, если оно больше не сможет работать.
Я предвосхитил вечный вопрос, всегда возникающий среди многих других:
— Зато новое сердце не нужно будет заменять по мере роста ребенка. Оно будет гармонично расти вместе с Титуаном, с той же скоростью, что и любое нормальное сердце.
Общую ситуацию я обрисовал, теперь пора перейти к истинной причине нашей встречи:
— Сегодня одна из проблем трансплантации — это срок ожидания. Часто он очень долгий. Несколько месяцев, а то и больше года. Мы не уверены, что Титуан сможет прожить так долго с таким слабым миокардом. Есть риск внезапной смерти, и он нас пугает. Вот почему мы сначала хотели бы имплантировать искусственное сердце, что-то вроде переходного этапа перед трансплантацией.
Они слушали меня внимательно.
— Это аппарат, который вживляют параллельно с сердцем и который поможет сердцу обеспечивать кровообращение. Если он будет хорошо работать, то все органы, которым сейчас трудновато, смогут окрепнуть и обеспечить хорошие условия для трансплантации, но главное, с ним…
Я пристально взглянул на них и выдержал паузу:
— …риск внезапной смерти будет устранен.
Это заявление, сделанное немного торжественным тоном, на несколько секунд повисло в воздухе, затем я склонился к листку бумаги, чтобы нарисовать это искусственное сердце и объяснить принцип его действия. А пока я рисовал…
— То искусственное сердце, которое мы имплантируем, довольно тяжелое, это так. Но оно очень надежное. И потом, как я уже говорил, это лишь временная мера, мы окончательно уберем его во время трансплантации.
Еще несколько уточнений об операционных рисках. Затем сравнение с рисками — гораздо более серьезными — при простом ожидании нового сердца. Весь листок исписан схемами и цифрами. Затем я дал им документ о согласии на эту масштабную операцию, который они оба подписали без возражений.
Все встали. Обменялись крепкими рукопожатиями. Они еще раз заверили меня, что доверяют мне, и пожелали удачи.
Назавтра был типичный осенний день с порывами ветра, плотными облаками и проблесками неяркого солнца. Темно-синее кучевое облако, искрящееся лучами, закрыло свет. Своим положением оно словно противилось установившемуся равновесию. И вот это колоссальное облако, неспокойное небо, померкший свет, ревущий северный ветер — все участвовало в создании декораций для драматического фильма, в постановке, соответствующей нашей героической деятельности.
