– Чё там, Дохлый, я не расслышал, – догонял его кто-то из посетителей.
Дохлый остановился, окинул спросившего неприязненным взглядом и бросил через губу:
– Тапки. Из бундеса.
Тот бросился было назад, но не успел. Разорвав очередь надвое, из распахнутых настежь заветных дверей навстречу ему хлынула пропахшая пивом орава.
– Фарца, – пояснил кто-то из толпы. – Гостиный идут брать, а там и до Зимнего недалеко…
Осиротевший пивбар вместил в себя всех страждущих. Иван выбрал сравнительно чистый столик, за которым никто до нас не ел и не чистил рыбу, сгрёб в охапку бэушные кружки и поволок в мойку. Пока он стоял в очереди у соска, из которого разливается пиво, ко мне подсели две серые поношенные личности. Наверное, завсегдатаи. На улице они не стояли. Я запомнил бы. Один был похож на Петю Григорьева, если бы тот закончил два института. А другой – на крепко повзрослевшего Мамочку из кинофильма «Республика ШКИД». От обоих несло водочным свежаком.
– К пиву не надо? – подмигнув, спросил у меня Мамочка и заученным движением фокусника достал из портфеля пакет.
Быстрые пальцы вскрыли хрустящую кожу из целлофана, развернули влажную тряпочку, явив на моё обозрение крупного варёного рака. Я сразу почувствовал себя неуютно.
– Не надо! – отрезал я.
– А как ты, старик, думаешь, можно ли его оживить? – вкрадчиво спросил другой, который похож на Петю.
– Нет, наверное…
– Наверное или нет?
– Поспорим на бутылку «Столичной», что я это сделаю? – почти в унисон наехали мужики.
Вот ведь напасть! Не успел я впервые выйти из поезда, все аферисты города Ленинграда опознали в моём лице наивного лоха и стали слетаться, как мухи на мёд. Мужик плутоватого вида вцепился как клещ в мой чемодан, отнял рюкзачок с учебниками и отнёс до стоянки такси, слупив за это трояк. Цыганка на площади Стачек так охмурила словами, что пятёрки как ни бывало. Теперь вот эти пройдохи…
Я тоже всегда чуял нутром мошенников, мог предсказать, когда и насколько меня собираются «обуть», но всегда пасовал перед их словесным напором. Попадая в очередную историю, начинал лихорадочно соображать, как выйти из неё с наименьшей потерей для собственного кармана.
Вот и сейчас я готов был пожертвовать целый рубль, лишь бы реаниматоры ушли вместе с секретом своего фокуса. Но интересы сторон не совпадали. Мужикам хотелось «Столичной», а лох попался только один.
– Где ты в своём Мухосранске такое увидишь? – наседали они. – Думай, голова, думай!
Рак действительно был, и я его видел: настоящий, оранжево-красный. Он лежал передо мной на столе и не шевелился. Такого уже не оживишь. А с другой стороны, не станут же нормальные люди раздавать налево-направо бутылки спиртного? И в чём тут подвох? Беспроигрышный, казалось, вариант…
В иное время я рискнул бы. Останавливало одно – отсутствие в кармане наличных. Там едва набиралось рубля полтора мелочью. Бумажные деньги, достоинством выше червонца, были надёжно зашиты в секретном кармане моих семейных трусов.
Задержись Иван ещё на пару минут, я, наверное, уединился бы в сортире и выпорол четвертак.
– Дёргайте отсюда, – устало сказал он, поставил на стол несколько кружек и снова направился к стойке.
– А то чё? – вскинулся Мамочка.
– Будет и «а то чё». – Иван обернулся и посмотрел на него своими ледышками.
– Ладно, Борман, ушли. Вопросы потом, – многообещающим тоном сказал тот, другой.
К пиву я не успел приобщиться и ещё не понимал его вкуса. В том числе и поэтому мне «отдыхалось» без настроения. Тяготила и сама атмосфера: несмолкаемый гомон, перезвон стекла, едкий табачный дым. Какой-никакой жизненный опыт у меня был. Исходя из него, я понимал, что эти двое дело так не оставят. Предвкушение скорой драки мешало сосредоточиться, ложилось на душу тягостным, мутным осадком. На стандартные вопросы Ивана: кто, откуда, давно ли приехал с Камчатки – я отвечал односложно, стараясь укладываться в минимальное количество слов. Сам же он не испытывал ни толики дискомфорта. Слушал меня и с видимым удовольствием цедил пиво сквозь зажатый в зубах солёный сухарик. Даже ногой пританцовывал.
– Почему ты решил стать именно гидротехником?
