«Приготовили бумагу и карандаш? – тоном массовика-затейника спросил диктор. – Запишем первый куплет…» – И медленно продиктовал слово за словом, как наша Надежда Ивановна.
Вот такая бодяга на целых двадцать минут. По задумке авторов передачи, я тоже должен был подпевать.
Если вновь тучи надвинутся грозные,
Выйдут Тимуры – ребята и взрослые.
Каждый готов до победы идти.
Гайдар шагает впереди!
Не пелось. И горло болело, и возраст не тот, хотя и слова давно уже знаю и даже мотив смог бы наиграть на гитаре. Эта песня была отрядной в том самом 6-м «Б», куда записали Витьку Григорьева и, возможно, приплюсуют и меня. Все пионеры того времени пели её от чистого сердца, зачитывались «Судьбой барабанщика», «Дальними странами», искренне чтили имя Гайдара.
Глава 14. Постельный режим
Меня колотило всего лишь полтора дня. После эксклюзивных компрессов градусник начал стабильно показывать нормальную температуру. До девяти утра я отсыпался. Потом не давали мухи. Вот не сиделось им на стенах и потолках, на белых косичках провода-гупера. Им – хоть умри! – подавай мою рожу. Когда они доставали и бабушку, та приступала к репрессиям. Открывала настежь все двери, хватала большую белую тряпку и с возгласом «Кыш!» начинала гонять эту свору от дальней стены к дверям, из большой комнаты через кухню – и так до самой веранды. Мух становилось меньше, но исправляться они не хотели. Какой уж тут сон!
С каждым гавом Мухтара я подбегал к окну и с надеждой смотрел на калитку. Ну хоть бы одна падла пришла навестить больного товарища! Вот если бы я скоропостижно скончался, Витька Григорьев примчался бы первым. А видеть меня живым ему неинтересно, нет перспективы.
В общем, дни напролёт я валял дурака. Маялся в койке и читал настольные книги старшего брата: «Сержант милиции», «Дело „пёстрых“», «Рапсодия Листа», «Зелёный фургон». Хотел разобраться, что же подвигло его поступать на юрфак?
В отличие от меня Серёга был парнем дерзким, способным на решительные поступки. Во время семейных скандалов я затыкал уши, забивался куда-нибудь в угол и молча страдал. Потому что любил и мать, и отца, не отдавая никому предпочтения. Он же не пропускал ни единого слова. Стоял рядом со мной и следил за происходящим воспалёнными, сухими глазами.
Последнюю ссору я помню очень отчётливо. Ведь случилась она из-за меня, когда отношения между родителями были уже на грани разрыва.
Выйдя на пенсию, отец нигде не работал, но был при деньгах. Утром подсчитывал барыши, а по вечерам уходил в Дом офицеров флота играть на бильярде или брал из дому концертный баян и где-то допоздна пропадал. Возвращался, когда радио замолкало, и одетым ложился спать. Громко ворочался и храпел.
На одну из таких шабашек он взял с собой меня. До сих пор не пойму зачем. Мы приехали в рыбный порт. По деревянной сходне поднялись на палубу какого-то «рыбачка». Отца там знали и ждали. Его хлопали по плечу, называли Толичем. И это единственное, что мне было не по душе. Всё остальное она принимала безоговорочно. Судно слегка раскачивало. Поскрипывали переборки. С грохотом открывались и закрывались тяжёлые железные двери. А главное – запах. Воздух был перенасыщен густым, горько-солёным духом настоящего, рабочего моря. Я вдыхал его полными лёгкими, чтоб не забыть.
Меня отвели в просторное полуовальное помещение, усадили за длинный стол и строго предупредили, чтобы ждал и не вздумал никуда уходить. А чтобы не скучал, наложили безразмерную миску варёных сосисок с рисом. Насколько я понял, это у них было что-то типа столовой.
Время шло, отец всё не возвращался. Периодически забегали хмурые, озабоченные рыбаки. Меня они чаще не замечали. Лишь изредка спрашивали, кто, мол, таков и к кому пришёл. Я отвечал, как учили. И только один дядька всерьёз озаботился моим одиночеством. Он открыл выдвижной ящик, встроенный под одно из сидений с другой стороны стола, и вынул оттуда десяток морских ракушек размером с мою ладонь.
– На, – вывалил он их кучей передо мной, – это тебе насовсем. Сейчас я схожу в каюту и ещё кое-что принесу. Найду заодно твоего папку…
Если бы отец играл на баяне, я его и сам отыскал бы. А так… мне пришлось уповать на доброго дядю, который вернулся на удивление быстро.
