Хотел было двинуть ещё разок, да побоялся повредить почки.
От неожиданности Жох замолчал. Я не стал дожидаться, когда он придёт в себя, развернулся и ушёл в сторону дома, ожидая, что мне в спину ударит камень. Но обошлось.
Было около трёх часов дня. Навстречу мне ехала почтальон, свернула в ближайший проулок. Меж домами шастал дядя Вася Культя. Соседские собаки молчали. Когда хозяев нет дома, они неохотно лают даже на тех, кто стучится в калитку.
Да, чуть не забыл пояснить, чем отличается у нас проулок от переулка. Первый заканчивается домами, выходящими к реке огородами, а второй – мостиком-«кладкой» через эту самую реку.
Дядя Вася был в полном недоумении. Увидев меня, обрадовался и озадачил вопросом:
– Где все?
– Как где? На поминках.
– Да ты что?! И кого хоронили?
Я коротко прояснил ситуацию:
– Пацана Раздабариных, что в нашей речке утоп. Разве не видели? Мимо вас проезжали же!
– Вон оно как! – пожевал губами Культя. – Дожили! Детишек без войны провожаем. Дать бы родителям буздева за недогляд! Не видел я и не знал. Мы с Петром в это время были в конторе. Ну, бабушка Лена, понятно, сейчас на борщах. А Степан Александрович там или опять на дежурстве?
– Дома. В смысле, сейчас на поминках.
– Слушай! Ты не мог бы его немного поторопить? Скажи, так и так: грузчики предлагают мешок комбикорма. Разгружают с утра. Рупчик делов.
– А гитары? – поинтересовался я. – Гитары у нас тут нигде не разгружают?
– Тебе что, инструмент нужен? – переспросил Василий Кузьмич и сам же ответил на этот вопрос: – Ах да, модно же тренькать сейчас! – Подумав, добавил: – Ты давай-ка за дедом слетай. Потом это дело обговорим. Заодно объяснишь Петру, что ты там опять за хреновину ему на бумажке нарисовал. Он чуть с ней в сортир не сходил!
Окрылённый надеждой, я вывел велосипед со двора и, даже не отвязав тяпки, рванул к Раздабариным. С непривычки чуть не упал, вывернув на дорогу. Тело опять забыло, что надо не только крутить педали, но и наклонять корпус в сторону поворота. Мало-помалу приноровился, стал поглядывать по сторонам и видеть не только дорогу.
Деда углядел не сразу. Он сам несколько раз окликнул меня, даже вышел к дороге. Пришлось тормозить, возвращаться немного назад.
– Стряслось что? Куда это ты наладился?
– Дядя Вася прислал. Насчёт комбикорма. Упаси господь, прозеваем, бабушка нас убьёт!
– Сколько?
– Мешок.
Дед похлопал себя по карманам, вытащил кошелёк. На всякий случай спросил:
– Управишься сам?
– Легко! – сорвалось с языка.
Он посмотрел на меня с сомнением, но рубль протянул:
– Коли так, молодчага! Смотри только деньги не потеряй! А я ещё посижу с обществом, встречаемся только на похоронах… Заодно бабушку подожду.
У дома Митрохиных, дальних родственников нашего дяди Коли, виднелись согбенные спины, образующие большой полукруг.
Зажав рубль в кулаке, я пустился в обратный путь. Почтальон уже спешилась и вела свой велосипед руками. В каждый почтовый ящик ей нужно сунуть газеты, открытки, письма.
Дядя Вася поджидал меня у двора. Сидел на нашем бревне и нервно курил. Весь истомился.
– Ну что, идёт? – нетерпеливо спросил он.
– Рубль передал. Просил управиться без него. Я сейчас, только возьму досточку, чтобы цепью мешок не порвать…
Была у нас специально выпиленная приспособа, чтобы возить тяжёлые грузы. С двух сторон она упиралась в раму, а сверху ложилась на цепь.
– Да комбикорм я сейчас и сам принесу. Ты деньги давай! Мужики ж на работе. Их товарищи отпустили, чтобы сделали дело и вернулись назад, пока не хватилось начальство. Сидят как на иголках: «Скорей, говорят, думай, а не то мы в другое место пойдём!» Им же ещё в магазин нужно успеть. Я заплатил бы из своих, да аванс только к вечеру принесут…
Дядя Вася взял рубль, как переходящее красное знамя и, даже не пряча его в карман, быстро ретировался. Ну что ж, будем ждать.
Я завёл велосипед во двор, достал из почтового ящика две газеты и открытку. Мама поздравляла меня с окончанием учебного года, просила «быть умницей» и обещала скоро приехать.
Скорей бы! Кажется, мне представился шанс снова увидеть её. Я смотрел на стремительный, круглый почерк и думал, что вылечить её, предотвратить беду никаким врачам не под силу. Ведь это не болезнь, а проклятие. Кто-нибудь из нашего рода в каждом поколении строго по женской линии после пятидесяти лет обязательно сходит с ума. По-тихому, неизлечимо. Анну Акимовну, младшую сестру моей бабушки, Бог покарал манией преследования.
