«Вот сволочь! – думал я о Петре с крупицею восхищения. – Землю из-под пяток грызёт! Нашёл дурачка малолетнего и доит на ноу-хау. Не успел я о плитке заикнуться, он уже первым бесом. Предприниматель хренов! Из-за таких, как он, мы свою страну и просрали. А с другой стороны, чтобы я без него делал? Да и куда их, эти мои знания, в могилу с собой?»
На моём производственном фланге было всё подготовлено. Я присобачил двигатель к верстаку, накрутил на ротор новую проволоку. Оставалось подобрать подходящую форму да разобраться с раствором. Здесь без дедова разрешения никуда.
– Можно мне взять коробку от домино и немного цемента? – спросил я у него, выступая из-за угла.
– Это ещё для чего?
– Пробную плитку хочу сделать.
– А коробка зачем?
– Так другой формочки нет.
– Тако-ое… добро на говно! – сказал было дед, но дядька Петро потянул его за рукав, что-то шепнул, и дед смилостивился: – Ладно, возьми… помоешь потом. А раствор я сейчас сам замешаю. Много тебе?
– Ну, чтобы хватило… на эту коробку. – Я ринулся в дом, но вспомнил о пластификаторе, остановился и добавил с порога: – Пётр Васильевич говорил, что нужно в раствор кровь добавлять.
– Капли четыре на оцинкованное ведро, – подтвердил тот. – Только где ж её взять?
Этот вопрос я давно продумал, поэтому предложил:
– Соскоблить с деревянной колоды, на которой бабушка рубит цыплят, а потом разбавить в воде…
– Хех! – изумился дед.
– А я о чём! – засмеялся Петро. – Молодые мозги, оборотистые! Пойдём, Александрыч, посмотрим, что там ещё нафантазировал этот Кулибин.
Я вытряхнул из коробки домино, смазал её куриным жиром из банки, что стояла в буфете у бабушки, и внезапно подумал, что выполняю последнюю миссию, взятую на себя в этом родном, но чужом для меня времени. В памяти зазвучал нехитрый мотив и слова, настолько божественные в своей простоте, что на глаза навернулись слёзы: «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой…»
Я вытер лицо дверной занавеской и вышел во двор. Взрослые стояли у верстака. Один махал мастерком над куском старой фанеры, другой с интересом смотрел на мой вездесущий двигатель. Он уже догадался протянуть переноску.
– Здесь, на валу, можно отверстие просверлить, – сказал я Петру, – и нарезать резьбу для болта. Закрутил – уменьшил вибрацию, открутил – увеличил. А пока обойдёмся алюминиевой проволочкой.
Дед смотрел на меня с удивлением и потаённой тревогой. Уж он-то как никто знал мой реальный потенциал, до сих пор помогал решать сложные задачи по арифметике. И то, что внук так стремительно поумнел, было выше его понимания. Так не бывает, так не могло быть. Ни в какую чертовщину дед, понятное дело, не верил и усиленно искал объяснение этому феномену.
– На уроках труда, – сказал я ему, – мы делаем для школ совки и дверные петли, скоро будем вытачивать гайки и нарезать в них внутреннюю резьбу, а ты всё считаешь, что я маленький.
В общем, я сделал всё, чтобы он поверил, но не совсем получилось. Дед нутром чуял, когда я вру или что-то недоговариваю. Под его пристальным взглядом у меня всё стало валиться из рук. Столешница деревянного верстака из толстой, широкой доски оказалась вообще не закреплена. Когда заработал движок, её повело в сторону. Я несколько раз уменьшал лепестки, но так и не смог подобрать приемлемую вибрацию.
Видя, что у меня всё, как обычно, идёт через жопу, дед успокоился и даже повеселел.
– Давай помогу, – предложил Петро, достал из кармана отвёртку, открутил два шурупа с краю и рейкой расклинил двигатель, чтобы эксцентрики на валу работали под углом. – Пробуй теперь!
И как он угадал? Подсохший раствор, горкой возвышавшийся над коробкой, начал медленно оседать и постепенно сравнялся с краями. На поверхности проступило белое молочко.
– И куда ж оно всё поместилось? – спросил озадаченный дед.
– Село, – сказал Петро. – Заполнило все пустоты. Ты же, Степан Александрович, когда заливаешь фундамент, лопатой стучишь по опалубке? И здесь так. Только резко и быстро. Слышь, Кулибин, – повернулся он ко мне и указал пальцем на двигатель, – а из этой хреновины можно ещё что-нибудь сделать?
