— Это были розы. Три дюжины желтых роз. В цветы была вложена карточка, подписанная «Текс Лансер».
— Похоже, что этот Текс действительно твой горячий поклонник, — прокомментировал Крэйг.
— А коровы летают. Я не знаю никакого Текса Лансера.
— Ты уверена? Может, ты встречала его где-то и просто не запомнила?
— Риордан! Есть только один человек, который мог бы послать мне желтые розы, и его зовут не Текс. Как ты мог такое сделать?
— Я? Радость моя, ты винишь не того парня. Не моя вина, что тебя преследуют мужчины.
— Крэйг…
— Черт. Звонят по другому телефону. Я не могу сейчас говорить, Кара, я найду тебя немного позже.
Она еще возмущалась, когда он повесил трубку. Крэйг весело фыркнул, ехидно думая, что его бывшая жена получит повод для возмущения на целую неделю.
Заказ в цветочном магазине только начинался с роз. Завтра Кара получит охапку камелий от Клиффорда Рэйнса. В среду Бэзил Уикенфорд пришлет ей орхидеи, в четверг будут фиалки от Джилберта Рафферти. В пятницу Квентин Форбс подарит цветы, название которых Крэйг так и не смог запомнить.
Очевидно, он был не силен и в том, чтобы показать, как ценит свою жену. Потерянное доверие невосстановимо, как выболтанный секрет. И Крэйг знал, что нужна более тяжелая артиллерия, чем цветочные букеты, чтобы вновь завоевать и уговорить Кару. Она не хотела, чтобы ее уговаривали, обижали снова, и ее опасения были вполне обоснованными. Она была замужем за эгоистичным и бесчувственным нахалом.
Ошибки, которые он совершил, тяжким грузом лежали у него на сердце. Но они были сделаны, неуничтожимы и являлись неотъемлемой частью их прошлого. Его единственной надеждой было доказать Каре, что он стал другим человеком, доказать неоспоримо, что он не причинит ей боли снова.
На этот раз, решил Крэйг, он будет бесконечно внимателен и сделает все, чтобы не причинить ей неприятностей.
Карен разбирала белье в кладовой, когда послышался стук в заднюю дверь.
— Джулия? Можешь открыть? Я тут совсем зашилась.
— Конечно.
Карен услышала, как на кухне упала щетка. Джулия была в восторге от любого повода увильнуть от субботних обязанностей. И была в этом не одинока. Сдув с глаз прядь волос, Карен вновь склонилась над грудой белья. По ее глубокому убеждению, у производителей белья были садистские наклонности. Каждая сорочка, каждая блузка, каждая пара трусиков была снабжена собственной, уникальной инструкцией по стирке. Девяносто семь закладок белья на трех человек еженедельно. Они спятили или как?
— Ой, привет, па!
Карен резко выпрямилась. Она могла слышать удивление в голосе дочери, хотя та и говорила с набитым ртом.
— Я думала, мы поедем кататься после обеда.
Крэйг обнял дочь и поцеловал в щеку.
— Нет.
— Я тебе нужна?
— Не вполне.
— Тогда тебе нужен Джон. Он наверху, в зоне военных действий. Я не преувеличиваю, в таком состоянии его комната. Ты представить себе не можешь…
— Джон мне тоже нужен не вполне. Мне нужна твоя мать.
Джулия заколебалась.
— Ma? — Глаза ее расширились. — Тебе нужна ма?
— В общем-то мне нужны старые налоговые декларации. Она складывала их на чердаке. По крайней мере я надеюсь, что она поможет мне их найти. Она дома?
— Да, она дома, — ответила Карен с порога.
Зная об интересе и любопытстве в глазах дочери, она приветствовала Крэйга вежливым кивком. Пульс, однако, бился, как у пойманной птицы.
Всю неделю ее бывшего мужа было невозможно поймать, как опытного вора. Она дозвонилась до него лишь один раз по поводу роз, но это было все. Когда она звонила на работу, он внезапно оказывался безумно занят на совещаниях и, очевидно, был слишком занят, чтобы подойти к телефону, когда она звонила домой.
Все эти невероятные, незабываемые цветы… Крэйгу было ужасно трудно с ней… Но в это мгновение он, казалось, не понимал этого. Одет был в старые джинсы и кожаную куртку на молнии, руки в карманах, лицо разрумянилось от холодного утреннего воздуха. Он стоял в дверях, выдвинув вперед ногу, не рискуя сделать еще шаг без ее позволения, и окидывал ее взглядом. На Карен были джинсы в обтяжку и красная рубашка с закатанными рукавами, взгляд не отражал ничего. Темные глаза, встретившие ее взгляд, были невероятно далекими, голос — безупречно вежливым:
