—
Почему?..
— Я ведь сказал,
что сейчас ты
не поймёшь
этого, — Риддл
очень
серьёзен. — Ты
не поймёшь
ничего, пока
не будешь
мыслить
самостоятельно,
а не заштампованными
общими
фразами,
которыми напичкал
тебя
Дамблдор.
Нельзя
познать мир, глядя
на него
чужими
глазами.
Гарри собирается
ответить, но
понимает, что
связных слов
у него сейчас
не найдётся.
То, что сделал
Риддл — а,
вернее, то,
чего он не
сделал, — просто
не
укладывается
в голове,
сбивает с толку,
заставляет
теряться в
догадках.
— Ты не
представляешь,
как много нового
и
интересного
сможешь
узнать, если
сломаешь
рамки,
которые сам
же себе и
выстроил, —
продолжает
Риддл. — А ещё…
ты наверняка
не подозреваешь,
каким
красивым
можешь быть в
определённые
моменты, —
добавляет он
задумчиво и
совсем тихо,
а потом вдруг
протягивает
руку, чтобы
дотронуться
кончиками
пальцев до
его щеки.
Гарри
невольно
вздрагивает:
пальцы Риддла
не просто
холодные, они
ледяные. Но
их прикосновение
к пылающей
коже
разливается
по всему лицу
приятной
прохладой. Он
не отрываясь
смотрит в
тёмные глубокие
глаза,
дыхание
учащается от
переполняющих
эмоций, от
напряжения
подрагивают
ресницы.
Риддл
проводит
пальцами по
сухим губам,
осторожно,
почти
ласково, и
Гарри
замирает,
словно на
него
наложили
парализующее
заклятие.
Разум
отключается,
и перед глазами
остаётся
только
бледное
молодое лицо с
глубокой
задумчивой
складкой
между бровей.
— Уходи, —
вдруг резко
бросает
Риддл и
отдёргивает
руку.
Гарри
делает
глубокий
вдох, быстро
возвращаясь
к реальности.
Голова идёт
кругом, он чувствует
себя
смертельно
уставшим. Ещё
не до конца
веря, что его
так просто
отпустили, он
тяжело
поднимается из
кресла и на
негнущихся
ногах
доходит до двери.
Но тут слышит
шелест
мантии за
спиной и
оборачивается.
Риддл
подходит
очень близко
и неожиданно
зарывается
пальцами в его
волосы.
— Знаешь,
— произносит
он медленно, —
мне кажется,
с длинными
волосами
тебе было бы
лучше.
Не
отводя
взгляда от
тёмных глаз,
Гарри нащупывает
ручку двери.
Он делает
осторожный шаг
в сторону, и
Риддл
остаётся
стоять с поднятой
рукой. Он выскакивает
в коридор,
плотно
закрывая за
собой дверь,
и с
облегчённым
вздохом
прислоняется
к ней спиной.
У него
кружится
голова, ноги
подкашиваются,
и на какой-то
миг мелькает
паническая
мысль, что
Риддл его
чем-то опоил,
хотя умом
понимает, что
это его нервы
просто не
справляются
с таким
напряжением.
Один шаг от
смерти,
унизительный
допрос,
долгожданное
освобождение
и ледяные пальцы
на губах…
Слишком
много для
одного вечера,
слишком
много.
Гарри
уже делает
первые шаги
вниз по лестнице,
как вдруг в
Восточном
крыле
раздаётся
скрип двери и
негромкий
окрик:
— Поттер!
Были
времена,
когда Гарри
втягивал
голову в
плечи,
услышав этот
голос, но
сейчас он оборачивается
и быстро
взбегает
наверх, чтобы
очутиться
как можно
ближе к его
обладателю.
Он
останавливается
перед
Снейпом, всё
ещё мелко
подрагивая. Снейп
смотрит на
него как-то
странно,
словно со
страхом, а
потом
хватает за
руку и затаскивает
в
приоткрытую
дверь.
Кажется, это
лаборатория,
потому что
комната
обставлена
стеллажами
со склянками
и столами, на
которых
стоит
множество
разномастных
котлов. Снейп
усаживает
его на стул и
втискивает в
руки чашку с
чем-то
горячим.
— Что это?
— шепчет
Гарри, не
поднимая
головы.
—
Успокоительное,
— отвечает
зельевар и
складывает
руки на
груди.
Гарри
подносит
чашку к
губам, делает
первые
глотки
пахнущего травами
зелья и
вдруг,
неожиданно
для самого
себя, с
прерывистым
вздохом
прячет лицо в
ладонях,
чувствуя, как
жжёт глаза.
— Что
случилось? —
быстро
спрашивает
Снейп, но
Гарри только
качает
головой: ведь
в сущности,
не случилось
ничего.
Он
вздыхает,
чтобы
успокоиться,
и прочищает
горло.
— Я не
понимаю, что
происходит, —
шепчет он,
вытирая
рукавом
слёзы.
— К
счастью, —
мрачно
произносит
Снейп, — из нас двоих
есть хоть
один, кто
понимает.
— Что со
мной? — хрипло
спрашивает
Гарри,
вздрагивая
от сухого
всхлипа.
— Твой
диагноз
прост: тебе
двадцать.
Бушующие
гормоны и
расшатанные
нервы. У тебя
просто
сильное
эмоциональное
перенапряжение.
Плакать в
таком
состоянии —
это
нормально.