— Прошвырнемся по магазинам? — предложила Нина.
— Нет, надоело под конвоем ходить.
— Это я-то конвой?
— А то нет? Поначалу чуть руки не вывихнули.
— Ну, смотри, а я прошвырнусь.
Поднимаясь по трапу, Василий увидел, как Африкан Салютович что-то жарко шепчет на ухо Антошкину. Антошкин согласно закивал своей рыжей головой.
Спустя два часа туристы вновь устремились в город. На этот раз по магазинам. И случилось так, что Нина Фугасова отстала от группы. Засмотрелась на витрину с жемчугами и алмазами, хватилась — никого нет. Постояла, подумала — повернуть назад? Глупо. Когда ей еще доведется увидеть такие роскошные магазины? Как этот, например. С люстрами. Нина зажмурилась, чувствуя, что начинает выпадать в осадок. Когда открыла глаза, то увидела, что двери магазина распахнулись и царственным жестом пресимпатичный грек приглашает ее зайти вовнутрь.
— Прошу, мадам. Рад вас видеть, — на чисто русском языке поприветствовал ее красавец-грек.
— Я только посмотреть, можно? — И Нина переступила порог.
— Сочту за честь, мадам.
Нина прекрасно понимала, что взвизгивать от восторга и со стоном заламывать руки при виде заграничного барахла крайне неприлично. Но барахло было таким красивым, что Нина с дрожью в голосе сказала:
— Офонареть можно!
— Почему же нельзя? — воскликнул красавец. — Будут и фонари. Вам хрустальные или что-нибудь поинтимнее?
— Электрический, с батарейками, — сказала Нина.
— У мадам очень тонкий юмор. Извините, не держим.
— А жаль, — искренне огорчилась Нина. И тут ее взгляд зацепился за сногсшибательную люстру с подвесками — ну точь-в-точь как у режиссера Криволупова. А главное, она смотрелась в сто раз скромнее, чем ее расфранченные подруги.
— Интересно, сколько может стоить такая люстра? — почти равнодушно спросила Нина.
— Эта? — небрежно поинтересовался продавец и, выудив из-под прилавка раздвижную лесенку, в пять секунд снял люстру, как елочную игрушку. Она хрустально тренькнула подвесками и — о, чудо! — вспыхнула в руках грека электрическими огнями. Люстра сияла, играла, завораживала.
«Да неужели я окривела? — изумилась Нина. — Сравнила красавицу с криволуповским набалдашником».
— Неплохо смотрится, — вслух сказала она. — Но вы не назвали цену.
— Не в цене дело. Мадам, могу ли я рассчитывать на вашу откровенность?
— Это в каком смысле? — насторожилась Фугасова, сразу вспомнив, что она находится в капиталистической стране.
— Нет-нет, не волнуйтесь, ракетных установок мы касаться не будем. Я бы хотел поговорить на глубоко личные темы.
Нина почувствовала, что ее гэдээровская сумочка медленно, но верно стала наливаться свинцом. Еще немного, и она будет, как гиря.
— Продолжайте, — вежливо попросила Нина.
— Скажите, мадам, вы знакомы с Гвидоновым?
Сумочка полегчала.
— С Васей? Конечно, знакома. Да его весь теплоход знает. Он ведь у нас миллионный пассажир.
— Вот как! Это интересно. Вы с ним из одного города?
— Да.
— И, простите, вы всегда с ним так неразлучны, как сегодня?
Нина задумалась. Она ведь не могла сказать продавцу, что выполняла общественное поручение товарища Хохлаткиной.
— Ну-ну, не смущайтесь, мадам, — по-своему истолковав паузу, поторопил с ответом красивый продавец.
— Почти всегда, — легко соврала Нина.
— Как говорится, вопросов больше нет. Но должен огорчить вас, мадам. Люстра, которая вам так понравилась, к сожалению, с крупным дефектом.
— Я не вижу никакого дефекта.
— Тем не менее это так, — вздохнул продавец. — А по нашим правилам за бракованные изделия мы берем самую минимальную цену. Скажем, пять долларов, мадам. Устраивает?
— Пять? — не сдержала радостной улыбки Нина, предполагавшая, что за покупку придется отдать все тридцать долларов. Гэдээровская сумочка легко распахнулась и на прилавке появилась требуемая сумма. — Скажите, а какой дефект у люстры?
— Я не специалист, мадам, но, думаю, внутренний.
— А по виду не скажешь. Заворачивайте!
— У нас так не принято. Я упакую люстру, выпишу вам чек, ну и… — продавец пощелкал пальцами, — чтобы не было недоразумений на теплоходе, мой помощник — эй, Николай! — доставит покупку, куда вы укажете.
Когда Нина в сопровождении здоровенного амбала появилась у теплохода, на палубе, говоря по-новомодному, поднялся шорох. Шорох превратился в базар, когда Нина похвастала покупкой. После «охов» и «ахов» последовал резонный вопрос: «Почем?».
