— Костиков Савелий Петрович тут живёт? Телефон пришли ставить.
Я смотрел на них, как смотрят на ангелов-спасителей.
Когда сверкающий лаком аппарат занял место на моём столе и когда жена, испытывая его, сверила по телефону свои часы с астрономическими, я на радостях сказал:
— Лена, там у нас в графинчике что-то есть. Давай угостим мастеров!
Мастера выпили, крякнули и ушли.
— Может быть, позвоним Алексею Николаевичу? — предложила жена. — Он так будет рад!
— Ну конечно! — согласился я. Но прежде чем я снял трубку телефона, раздался звонок.
Грубый мужской голос просил прислать грузовое такси на улицу Землячки, 31.
Я сказал, что произошла ошибка, и положил трубку, но тут же телефон зазвонил снова: неизвестная женщина заявляла, что она с вещами и двумя детьми сидит на вокзале, и настоятельно упрашивала выслать грузовое такси.
Такси, к несчастью, было нужно не только ей. Оно требовалось:
— На Кропоткинскую, 17,
— На Перовскую, 18.
— На Халтурина, 19.
— Засулич, 20.
— Какой номер вы набираете? — спросил я, и мне ответили:
— Грузовое такси — 40–50…
Жена позвонила в справочную: да, 40–50, согласно телефонной книге, — это такси. Видимо, на узле что-то напутали и нам дали не тот номер. Кстати, раньше-то обещали другой…
Едва я заснул, как снова был поднят с постели долгой, настойчивой трелью, хотя на этот раз аппарат для звукоизоляции был накрыт «петухом» от чайника. Я подошёл и приглушённым голосом, чтобы не будить жену, сказал обычное: «Я слушаю!»
В ответ донеслось:
— Какого чёрта вы спите? Не умеете дежурить у телефона! Буду жаловаться! Ваша фамилия? Такси на Луначарского, 21!
Утром, чуть свет, я уже был в приёмной начальника телефонного узла товарища Жежеренко. Мой вопрос, как мне сказали, мог решать только он. Долго задерживаться у него я не рассчитывал: часы как раз приёмные, я пришёл первым и дело у меня не такое уж сложное. Но я ошибся: именно в приёмные часы Жежеренко, как выяснилось, проводил совещания.
Время уже, видимо, подходило к обеду, когда из кабинета начальника вместе с клубами папиросного дыма вывалилась группа сотрудников. Я ринулся туда, откуда шёл дым.
— Подождите, я занят, — сказал Жежеренко. И тут же, при мне, стал звонить кому-то по поводу воскресной рыбалки.
Я терпеливо ждал минут двадцать, и, оказывается, только для того, чтобы в конце концов услышать две фразы:
— Напишите заявление. Отдайте секретарю.
Дрожащей рукой излил я на бумаге свою просьбу и протянул секретарю.
— Оставьте, — кивнула она. — Впрочем, вы написали не по форме. Перепишите. Вот так… И в двух экземплярах…
Прошло несколько дней — ничего не изменилось. Когда я снова пришёл на телефонный узел, строгая девушка сказала мне:
— Ваше заявление не рассмотрено. Начальник был занят.
Отстранив девушку, я ворвался в кабинет Жежеренко.
— Так дальше жить невозможно! Я не сплю, моя жена заболела… Она…
— Так мы же не поликлиника, — перебил он меня с бесцеремонностью телефонистки междугородной станции. — И вообще меня не интересуют подробности вашего быта. Переменить номер — это в общем порядке, — заметил он. — Выключить — хоть сейчас…
Он сидел строгий, монументальный, сознавая свою силу, а я был перед ним всего лишь жалким просителем.
На выключение я не согласился и стал ждать «общего порядка».
За прошедшую неделю моя жена похудела так, что мы отказались идти на день рождения Алексея Николаевича: Лене нечего было надеть, все платья висели на ней, как на деревянных плечиках.
Наконец Лена сказала мне (учтите, она преподаватель истории):
— Васко да Гама умер от карбункулов, Александр Македонский — от малярии, а я умру от телефона.
— Нет, пусть он умрёт! — возразил я, и тут меня осенила мысль, которая почему-то не приходила в голову раньше: я буду давать всем, кому необходимы средства транспортировки шкафов и роялей, номер домашнего телефона начальника узла. Страдать — так вместе!
В телефонном справочнике этого номера не было. Жежеренко, считавший себя деятелем крупного масштаба, держал его в тайне. Отказались сообщить мне секретные цифры и его сотрудники. Но я всё же нашёл этот номер — нашёл в книге стола заказов гастронома, где он значился на первой же странице.