Несмотря на отрицательные высказывания при обсуждении диссертации, Древесный не терял надежды на положительный для него исход голосования, почему-то верил в него. А узнав об итоге, растерянно бормотал:
— Это что же, а? Что же это, а, товарищи?
Потом он объяснил причину своей неудачи тем, что потерял телефонную книжечку и не мог позвонить кому надо, пригласить на защиту. Сусовцы — даже при трудовых медалях — это не опора. Так или иначе защита провалилась. Встал вопрос: а что делать с банкетом? Столы— то уже накрыты. И задаток внесён.
Надо сказать, здесь Древесный нашёлся. Он сделал вид, что ничего особенного не случилось, и пригласил всех присутствовавших на защите в «Пещеру». В первую очередь — членов учёного совета.
Из учёных на банкет пошли трое: научный руководитель и оба оппонента. При одном голосе «за».
Коньяка не было. Водки тоже. Подавали, как обычно в «Пещере», «Неандертальскую горькую» и вино «Мезозой».
Закуску подали хорошую. Икра была, рыба разная. Чебуреков постарался. И грецкие орехи были в плетеночках. А горячее Древесный отменил. И так, мол, хватит. После закусок все налегли на орехи и стали лупить по столам.
А громче всех сам Древесный.
Словом, похороны диссертации сопровождались артиллерийским салютом.
Впрочем, Древесный планировал вовсе не поминки.
Через некоторое время после начала банкета в зале должен был появиться Штакет и объявить, что электронная машина выдала решение о необходимости преобразования СУСа в ИИСУС. Объективное решение, по поводу которого определённо стоит выпить! И Древесный мог бы сказать, что, мол, не зря в кресле управляющего сижу. И пусть будет стыдно учёному совету. На моей стороне электроника…
Нет, определённо стоило выпить, тем более своих денег Древесный в это дело почти нe вложил!
Штакет в зале появился. Но позже, чем ожидал Древесный. И печальный, бледный. Он и так белый, а тут его словно ещё дополнительно припудрили.
Штакет шепчет что то на ухо Древесному, и тот тоже на глазах белилами покрывается. А потом как а-а-хнет изо всей силы булыжником по столу! Да так, что сидевший рядом и исполнявший роль тамады Кум Кумачевский контуженным оказался. Уже который день ничего не слышит. Что ему ни говорят, а он: «Чего? Кого?»
А по-моему, придуривается: ждёт, какая погода установится, какие изменения будут… Самоотключился. Ведь после того, как Древесный булыжником по столу грохнул,
Кум-Кумачевский только пальцем в ухе поковырял и пошутил, что оглох. Со мной-то он разговаривал! А официально глухим объявил себя позже. Коллеги советовали ему обратиться в поликлинику и взять больничный лист. Он отказался. Ему надо быть в СУСе, слушать, о чём говорят вокруг. А что он узнает нового, сидя дома?
А вышло вот что: электронная машина решила совсем не так, как ожидалось. Она отбила на перфокарте: СУС надо фактически ликвидировать, оставить в нём всего несколько человек. И это несмотря на то, что данные для машины Штакет подбирал и составлял в расчёте именно на положительное решение… Все цифры — в плоскости достижений.
Балда ты, Аким, со своей электронной машиной!
Говорил мне: но высовывайся. А сам высунулся. В электронику полез.
Потом дело с институтом хотели замять. Не вышло. Кибернетики на сделку не согласились.
Но всё это было потом. А тогда, в ресторане, пока официантка собирала осколки бутылок и вытирала пол, Древесный усадил рядом с собой Штакетникова, и стали они пить «Мезозой» стаканами. И намезозоились так, что покраснели, как раки. Первый раз я видел Штакета в цвете.
На следующий день после банкета мне позвонил и пригласил к себе домой — кто?! — Горчицын.
— Расскажи, — говорит, — Сынулин, что у вас там за оперетта происходит…
Ну, я рассказал про диссертацию, про банкет, про электронную машину. Он слушал внимательно и смотрел на меня пристальным своим взглядом. Не двигался. Только усами шевелил.
Но, судя по тому, как он задавал вопросы, я понял: Горчицыну всё в точности-доскональности известно.
Известно ему даже, как ревизора принимали. II как тот у нумизмата был. Но считал ревизор не те деньги, которые ходили при Пипине Коротком, а сегодняшние.
