— Неплохо бы, — говорит, — и нам такую табличку!
Вообще тов. Горчицын придаёт большое значение оформлению стен и фасада. Помню, ещё тогда, когда я только первое время в УКСУСе работал, то встретил утром тов. Горчицына. Он стоял на другой стороне улицы и разглядывал с расстояния вверенное ему учреждение. Спросил меня:
— Нравится вам, Сынулин, фасад УКСУСа? По-моему, он покрашен неровно. И вывеска маловата. Вот отсюда я уже ничего не разбираю. В учреждениях — внутри — всякое бывает, но фасад остаётся фасадом. Он должен говорить о солидности и благополучии.
И ещё любит тов. Горчицын, чтобы полы блестели. На днях он высказал идею — все полы в коридорах и кабинетах лаком покрыть. Чтобы воздух чище был и настроение у сотрудников поторжественнее. Попраздничнее.
Передал я это указание завхозу, а тот отвечает: «Про лак уже знаю, но лак учреждениям не отпускают».
— А кому отпускают? — спрашиваю.
— Яслям, например, детским садам.
И тут я рассмеялся.
— Чудак вы, а ещё завхоз! Разве выхода нет? Давайте возьмём шефство над ближайшими яслями! Купим для яслей, скажем, сорок банок лака. Двадцать себе возьмём, двадцать яслям отдадим, а распишутся они за сорок. Кто учтёт? Лак, он ведь высыхает, улетучивается.
Учить людей надо.
А Штакетникову тов. Горчицын предложил такое место, что тот немедленно написал заявление об уходе и, когда нёс его подписывать, сказал невзначай:
— Мне тут делать нечего. Здесь всё вернулось на круги своя. И ничего интересного.
Никакой полезной работы, моей в частности, он не заметил и замечать не хочет.
Заявления подали и некоторые другие люди Древесного. Небось жалеют, что хвастались и себя успокаивали: «Древесный — спина!»
Ну, что будет новое, напишу ещё.
25 марта
Ал. Сынулин
P. S. Между прочим, ушёл в так называемый академический отпуск Стеклов. Когда он явился к Горчицыну, тот думал, что в руках у Стоклова заявление об увольнении по собственному желанию. Ан — нет.
Горчицын пригласил юрисконсульта: «Ну, как? Дадите на это дело своё юридическое добро?» А тот отвечает: «Как не дать? Положено. Стеклов заканчивает вечернюю аспирантуру».
А мне лучше, чтобы он ушёл, потому что на днях опять спрашивал: «Может, всё-таки дадим в стенгазете рисуночки?»
Василий!
Я писал уже тебе, что сказал Штакетников, подавая заявление об уходе: «Здесь всё вернулось на круги своя. И ничего интересного» (как будто он что-то интересное специально ищет!).
Горчицын Акима знал, насквозь видел и правильно делал, что держал на расстоянии. А вот он то Горчицына знал плохо.
И я теперь, глядя на Степана Семёновича, удивляюсь только! Внешне его спокойствие обманчиво: мысли, заботы, видимо, покою ему не дают.
На каждой «пятиминутке» твердит: «Мы должны стать вполне современным учреждением. У пас должна быть хорошая вывеска не только на фасаде. Авторитет должен быть! Репутация! Марка!»
Сейчас в СУРОПе всех, кроме начальства, заставляют заниматься английским языком. И платить за это обучение не надо — платит управление.
Но курсы английского языка — мелочь по сравнению с «Пальмой».
«Пальма» — общественная фирма. Она заключает хозяйственные договоры с предприятиями, берёт подряды на выполнение различных работ — технологических, сметных, проектных. У нас в СУРОПе много технологов, проектировщиков, экономистов-плановиков. А если когда своих недостаёт, «Пальма» привлекает со стороны.
О «Пальме», как об интересном общественном начинании, способствующем техническому прогрессу, уже несколько передач по радио было. Тех, кто ведёт её дела, назвали «группой энтузиастов», «неустанными искателями неизведанных путей в будущее».
Если уж об искателе говорить, то это сам Горчицын.
Услышал он, что несколько человек из отдела эксплуатации выполняют работу для «Горотводканала», и к себе их позвал.
— Для «Отводканала» работаете?
— Ага, — ответили те. — Но мы по вечерам…
— А что делаете?
— Сметы составляем, расчёты. Но по вечерам…
— Что вы заладили — по вечерам, по вечерам? Большое вы дело делаете, товарищи! Предлагаю вам не прятаться, а выступить с инициативой! — сказал Степан Семёнович. — Старший у вас есть?
— Бригадир, Зурахович.
