— Очень точно. Правильно. И на пользу делу. Когда люди не могут остановиться и не знают разумного предела, это очень вредит.
Но тут открылся правый глаз, а левый закрылся.
— Что-о-о?! А не слишком ли это того?
Дальше глаза мигали попеременно, как огни светофора.
Левый. А что — «того»?
Правый. Поймут как намёк на Ивана Ивановича. А он у нас уже не работает.
Левый. Дело не в Иван Ивановиче, а в явлении. Кстати, не вчера возникшем. И вообще, зачем искать в. сказке прямые параллели? К тому же ничего, о чём в ней рассказано, в действительности не было. Сказка — ложь…
Правый. А если ложь, тогда зачем писать?
Левый. Сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам — урок. Это Пушкин сказал.
Правый. А каких молодцев Пушкин имел в виду?
Левый. Добрых.
Правый. Добрые таких гадостей делать не станут. Сажать мандарины…
Левый. Не в мандаринах дело. Их можно заменить чем хочешь. Хоть редиской. Редькой с хреном. И потом, всё происходит не у нас, а «в некотором царстве, в тридевятом государстве…».
Правый. Вот это мне тоже не нравится. Масштаб слишком большой. Если бы в уезде, в волости или лучше в одном микрорайоне.
Левый. Но ведь «в царстве-государстве» — традиционное сказочное начало.
Правый. А между прочим, кто сказал, что я должен писать именно сказку? Не лучше ли прямо, по-деловому: в отдельных микрорайонах встречаются ещё, к сожалению, отдельные микроначальники, которые, потеряв чувство меры, увлекаются порой то одним делом, то другим, забывая о том, что однобокие увлечения, так же как и беспочвенное прожектёрство…
Левый глаз у Сатирика больше, не открывался.
Глядя одним правым — вдумчиво и серьёзно, — отдельный бывший сатирик писал отдельную передовую статью. В ней говорилось о том же явлении, о чём и в сказке. Не было только художественных образов. И самой сатиры. А почему они должны быть? По традиции? Традиции надо ломать. И смеяться вообще ни к чему. Серьёзным быть надо. Уже пора. И если ошибся человек, лучше всего написать приказ. Поправить товарища. Ещё раз ошибся — ещё раз поправить. Помочь. В сатире нет никакой необходимости. И в обобщениях тоже.
Это я пишу, зажмурив левый глаз.
5. Павловские лимоны, зеленушки и завирушки
Дома меня уже давно уговаривают оставить сатиру и посвятить свою жизнь голубой, безоблачной, ажурнопрозрачной лирике.
Доводы домашних звучат весьма недвусмысленно:
— Ну посмотри, как живут Бабочкины! Мир, спокойствие, никаких конфликтов! Все их любят, все зовут в гости. А почему? Потому что лирик он, Бабочкин. А тебя кто любит? Может быть, скажешь, предгорсовета или судья? Да они при одном твоём появлении морщатся, словно проглотили кислое. Кроме того, ты уже поссорился с районо, драмтеатром, гордорятроем, горфо и даже с коммунхозом, до которого тебе в общем-то не было никакого дела. Кто к тебе более менее прилична относится? Кого мы можем позвать, например, к себе в гости? Ну, адвоката Ипсилантьева, Шустикова из треста озеленения, Адресовича из филармонии, Воробейкина с телефонной сети. Не густо! И всё твои фельетончики! Пора тебе наконец стать серьёзным человеком и переключиться на лирику! Так делают все. Пошутил в молодости — и хватит.
Если эти доводы послушать раз, они особого впечатления не произведут. Но если они вонзаются в твои барабанные перепонки каждый день, дрогнешь, заколеблешься. Действительно: зачем? Действительно: почему и до каких, собственно, пор?
И я решил: буду лириком, стану «серьёзным», психологичным, ультрамариново-нежным, бархатно-мягким и добрым. У меня, в конце концов, в груди тоже сердце, а не пламенный мотор.
Для начала я задумал создать картинно-впечатляющий очерк о любителях природы в нашем городе — о тех скромных, хлопотливых людях, которые встают на час раньше других, чтобы полить на улице деревцо, бросить голубям несколько горстей пшена или поухаживать за аквариумными рыбками.
Я приметил одного страстного любителя природы — пожилого человека в чесучовом костюме и широкополой соломенной шляпе.
На подоконниках его одноэтажного, но просторного дома в пузатых бочонках росли настоящие павловские лимоны. А над ними висели клетки с чижами, зеленушками, завирушками и прочей вечно галдящей и свистящей пернатостью. Когда человек в широкополой шляпе выходил на улицу, около него оживлённо суетились настырные воробьи.
